– Джесс!
После…
– Джесс?
Я посмотрел на часы. В кабинете психиатра их было аж четыре штуки: так что, куда бы моя мозгокопательница ни повернулась, она обязательно натыкалась взглядом на циферблат и была в курсе, который час. Видимо, вопрос времени для нее много значил. На улице стемнело, а в кабинете были опущены жалюзи и горел свет, правда, он то и дело мигал. Я провел здесь почти час, а значит, осталось совсем немного. Врач слушала меня почти все время, а последнюю минуту или две, проявляя особое усердие, даже стала что–то молча строчить в блокноте.
Я засмотрелся на то, как она пишет, и не услышал вопроса.
– А?
– Я сказала, – начала повторять она без тени раздражения, скорее, с профессиональной терпеливостью, – интересная история.
Я потер указательным пальцем повязку над бровью.
– С тобой рядом было трое друзей, и они помогли тебе…
– А потом я их отпустил.
– А потом ты их отпустил, и у тебя появились три новых друга…
– И я от них ушел, чтобы посмотреть, что еще осталось.
– Что стало с Фелисити и ее братом Полом?
– С ними все в порядке. Помощь подоспела к ним меньше, чем через час.
– А с Калебом?
Я улыбнулся.
– Ученые изготовили антидот и к следующему вечеру распылили его над всем городом. Калеба нашли там, где я его оставил. Он…он поправился, как и остальные.
Не произнося ни слова, докторша что–то молча черканула в моей истории болезни. Явно предполагалось, что тишину должен нарушить я.
– Что вы хотите от меня услышать? Что превращение Калеба в Охотника и его исчезновение из моей жизни – это все равно как уход моей матери?
Она не шелохнулась. Так и смотрела молча.
– Или вы считаете, что трое друзей из метро символизируют членов моей семьи?
– Это так?
Я мотнул головой. Я не думал о подобной ерунде. А вдруг это на самом деле так? Черт, до чего угодно можно дойти, если присматриваться и вдумываться! Получается, выстрел в того Охотника символизирует убийство моего прежнего «я», прощание с детством? И я свалил вину на Дейва, потому что никак не хотел переходить на новую ступень? Значит, у меня не получилось выстрелить в Калеба, как он просил, потому что…
Я резко оборвал внутренние рассуждения, потому что докторша снова взялась за записи: у нее уже сложилась своя точка зрения на мою историю. Бумага в папке у нее на коленях приятно шуршала под порхающей шариковой ручкой. Докторша посмотрела на меня и на мгновение задержала взгляд на моих сцепленных в замок пальцах.
Я сказал:
– Я не знаю, что вы хотите от меня услышать.
– Говори о том, о чем тебе хочется говорить.
Я обвел глазами кабинет: нет, я не надеялся отыскать здесь вдохновение, скорее, хотел унять раздражение из–за того, что она тянет из меня вещи, которые я запрятал поглубже и понадежнее, если вообще когда–либо начинал о них думать. Справа от завешенного жалюзи окна, в рамке, висела копия старой гравюры со стихотворением «Тигр».
– Что значат эти слова: «соразмерный образ»? – спросил я.
Она посмотрела на гравюру, улыбнулась, посмотрела на меня.
– Ты об этой гравюре? А для тебя что значат эти слова?
Глядя на гравюру я вспоминал, как при первой встрече постоянно повторял за Фелисити целые фразы. На гравюре был изображен тигр под деревом, на ветвях которого покоились написанные от руки строфы.
– Ну, может, соразмерность как–то связана с равновесием, гармонией? – предположил я. – Странно, что слово «тигр» написано с большой буквы.
– Может, это стихотворение не о тигре вовсе. По крайней мере, не просто о тигре, – внимательно глядя на меня, произнесла она. – Может, Блейк задумал его как метафору.
Она подошла к книжной полке и сняла с нее старый, зачитанный томик; когда–то красная тканевая обложка потрепалась до дыр на углах. Калеб любил книги. Что бы он сказал об этой? Докторша листала страницы, и было видно, она знает, что ищет. Открыв нужный разворот, она протянула мне книгу.
Стихотворение, висевшее в рамке на стене, оказалось мелодичным, совсем несложным, и при этом глубоким.
– Думаете, метафора?
– Почти все стихи и книги основаны на метафорах.
Я улыбнулся. Пытается меня подловить. Что ж, я не против. Я вообще могу так весь день ходить с ней по кругу. Я вернул книгу.
– Напомнило мне стихотворение Эдгара По. Кажется, называется «Один». Последняя строчка не дает мне покоя: «…в демона преображалась», – сказал я и взглянул на докторшу. Она, вертя между пальцами шариковую ручку, смотрела на меня, и по лицу нельзя было понять, о чем она думает.
– У тебя ведь есть мысли, что может символизировать демон, правда?
Я кивнул. Докторша немного оживилась.
– Что ты на счет этого думаешь?
Я закрыл глаза.
– Что ты нашел?
Хороший вопрос. Только я хотел дать ответ на него прежде всего самому себе и только потом говорить об этом со своей мозгокопательницей. Я представил, что передо мной вновь стоят друзья: они пришли узнать, как я себя чувствую. Я нашел дружбу, которая никогда не оборвется, которая сохранится навсегда, которая будет длиться вечно, что бы ни случилось.
– А? – переспросил я, глядя на докторшу.
– Что ты нашел для себя в стихотворении Блейка? – терпеливо повторила она вопрос.
Я посмотрел на ветви, прогнувшиеся под тяжестью слов.
– Очень многое. Интересно, кто я: Тигр или Агнец?
– Для тебя это важно? – спросила она, делая какие–то пометки в моей истории. – Тебе обязательно быть тем или другим?
Я покачал головой. Докторша смотрела на меня, а я ждал, пока она отложит ручку.
– Разницы никакой. Любой человек может быть кем угодно и чем угодно.
Она смотрела на меня.
– Что стихотворение Блейка значит для меня? Это произведение искусства, – сказал я, уклоняясь от прямого ответа. Ей ведь не обязательно обо всем знать, верно?
– А все же?
– Оно значит, что все мы живые. Люди думают, творят, создают, чтобы мы могли размышлять над их трудом. Ведь если удается разбудить в другом человеке сопереживание, пусть даже на мгновение, разве это не замечательно?
Я засмеялся и, подавшись вперед, оперся локтями о колени и уставился на свои бесполезные ноги.
– Что случилось?
– Ничего.
– Нет, Джесс. Продолжай, давай поговорим. – Она решила сменить тактику. – Давай поговорим о стихотворении, которое действительно имеет для тебя значение. «Один».
– Что вас интересует?
– Для начала прочитаешь его мне? Не против?
Она что, шутит? Я же не стихи декламировать сюда пришел. Но, как ни странно, строчки легко вспыли в памяти. Откуда мне знать, сколько еще всего вернется из моей прежней жизни. А может, она так и останется чем–то вроде удивительного сна.
– Начинается так: «Иначе, чем другие дети, я чувствовал и всё на свете… и всё на свете»…
Я замолчал и, глядя в пол, пытался вспомнить, как там дальше. Неужели забыл? Что еще я забыл навсегда?
– Кажется, я знаю эти стихи, – сказала докторша. – Хочешь, прочитаю…
– Нет! – перебил я. – Я вспомнил до конца.
И я с улыбкой погрузился в воспоминания.
– Что случилось? – спросила докторша.
– Просто… просто теперь я понял. – На полу передо мной развернулся калейдоскоп воспоминаний. Каждое было бесценно. – «То, чем я жил, ценил не каждый. Всегда один…»
Слова благодарности
Спасибо Джо, Мел, Бену, Крис, Джессу, Сэму. Спасибо Марку, Лоту, Рэффу, Керри и Стивену. Спасибо Тони и Натали. Спасибо Эмили, Матильде, Джи–Джи и Энди. Спасибо семье Роботэм. Спасибо всем моим читателям за отзывы. Спасибо моим друзьям, поклонникам и блоггерам. Я безмерно благодарен Пиппе, Стефани, Джошу, Йону, Сэму и Карен. Спасибо людям, которые трудятся в издательствах, книжных магазинах и библиотеках.
С любовью к Николь.