– Нет силы, способной победить в человеке стремление выжить, – сказал я. – Здесь достаточно оружия, чтобы отбить атаку. Только что вы будете делать, если они вернутся и организуют осаду, чтобы взять вас измором? Что вы будете делать, если не сможете выйти за пределы комплекса? – Я махнул рукой в сторону столов, заваленных оружием и самодельными бомбами, возле которых сгрудились мужчины. – А вообще, здесь хватит оружия на любую оборону, так что вы не пропадете.
Пейдж улыбнулась, но по глазам я понял, что она мне не особо поверила. Вот и хорошо. Чтобы быть в форме, нельзя расслабляться.
Я забросил рюкзак на плечи.
Когда мы с Даниэлем прощались, в его взгляде явственно читался страх за людей, решившихся с ним уйти – с одной стороны, а с другой – готовность принять самый худший исход. Даниэль прекрасно знал, что человеку нельзя сидеть на месте, если он хочет что–нибудь изменить. И Бог с религией были тут совершенно ни при чем.
Боб пожал мне руку. Его черные глаза светились надеждой и ожиданием. Их хозяину многое пришлось повидать. Осталось ли хоть что–нибудь, к чему он не готов? Мне бы хотелось услышать от него несколько мудрых напутственных слов, но просить специально, пожалуй, не стоило. Вряд ли имеет смысл обращаться к прошлому и искать в нем ответы.
– Завтра через три часа после рассвета, – напомнил он.
– До встречи, – ответил я и ушел.
Пейдж вместе со мной вышла за ворота, возле которых стояли два охранника и наблюдали за улицей. От машины бандитов осталась только бесформенная груда обугленного металла, залитая пеной из огнетушителя. С крыши спорткомплекса еще несколько мужчин осматривали прилегающую территорию. Я помахал им рукой.
А где же были все эти бравые ребята прошлой ночью? Или привыкли жить по принципу «моя хата с краю» и поэтому спокойно созерцали, как Том избивает Даниэля, и обрадовались, когда появился кто–то и исправил ситуацию? Неужели нью–йоркцы так ничего и не поняли после всего, что случилось с их городом? Неужели я зря верил, что теперь мы будем готовы стоять друг за друга любой ценой только потому, что это правильно?
– Ты встретишь нас в Парке? – спросила Пейдж?
– Да, буду вас там ждать, – ответил я, застегивая куртку. Я внимательно посмотрел в обе стороны на пустынную улицу, задержал взгляд на еще дымившихся следах от бутылок с зажигательной смесью. До возвращения Боба я был почти готов сказать Пейдж, чтобы она не ждала отца, собирала вещи и уходила со мной, но теперь стало ясно, что это были лишь фантазии, вызванные недосыпанием.
Через открытые ворота я видел, как Боб заправляет из канистры большой пикап. Машину нагрузили вещами и постарались устроить в ней все как можно лучше для стариков и раненых. Остальные пойдут до Парка пешком.
– Боб говорит, что вы доберетесь до места за три часа, а то и быстрее, – сказал я Пейдж.
– Как подумаю, что ты будешь совсем один на этих улицах…
– Не переживай, – ответил я с улыбкой, искренне надеясь, что все будет хорошо, и уже живя в предвкушении завтрашнего рассвета. – Я же не первый раз выхожу на улицу в одиночку. Будь сама поаккуратнее, не отставай от своих и внимательно смотри по сторонам: шум мотора будет привлекать внимание.
– Нас же целая толпа!
– Верно, но все равно не расслабляйся ни на секунду – снаружи опасно. – Я прикоснулся к ее щеке. – Чтобы ни случилось, держись тех, кто сумеет защитить тебя, – добавил я, глядя на Боба, чистившего ружье. – До скорой встречи.
Я обнял Пейдж и тут же отпрянул.
– Джесс…
– Буду ждать вас там, – бросил я, стуча зубами от холода. Сегодня было очень холодно, наверное, холоднее всего за эти дни, и воздух казался совершенно прозрачным. Я мерз. – Просто приходите. Все вместе. Я помогу девчонкам собраться, не могу же я их бросить.
Потому что однажды я так поступил и больше не хочу испытать подобное.
– Возьми меня с собой, – попросила Пейдж и, оглянувшись на здание, добавила: – Они не будут против…
– До свидания, Пейдж.
– Ну можно…
– Пейдж!
– Не хочу, чтобы ты шел один.
Я прижал ее к себе. Ее теплое тело дрожало от рыданий.
– Ты мне нужен.
Что я мог ответить?
– Мне жаль, что мы должны идти отдельно, но ведь это временно, обещаю, – сказал я. Главное, чтобы она понимала. – Так нужно, а потом все будет хорошо, все наладится.
Пейдж слабо улыбнулась и вытерла нос рукавом.
– У меня уже все наладилось.
– И у меня, – сказал я, повернулся и ушел.
Да, я нашел ее: красивую, исключительную, но она не принадлежала мне, мы не принадлежали друг другу, не принадлежали никому – только самим себе. Неужели я наконец понял, что такое дом? Неужели он внутри меня, всегда со мной, куда бы я ни отправился?
– Джесс!
Я обернулся.
За мной бежал Том, а за ним – вся в слезах – Пейдж.
– План изменился. Мы уходим как можно быстрее, до того, как эти козлы вернутся и снова нападут на нас.
– Когда выход?
– Через два часа.
Я посмотрел на циферблат: время пошло. Я в два раза быстрее их. Успею.
– Встретимся в Парке.
Пейдж повисла у Тома на руке.
– Боб говорит, мы придем туда к двум. – Том пожал мне руку. Я развернулся и побежал, выкрикнув на ходу:
– Встретимся в два!
– Джесс! – позвал Том.
Я обернулся.
– Спасибо тебе!
18
Было только девять утра.
Поворачивая за угол Двадцать первой улицы Вест, я оглянулся. Снова один. Постепенно я привык и в некотором роде полюбил передвигаться по улицам разрушенного города без спутников: таскать кого–то за собой у меня не возникало никакого желания. Я хотел сказать Пейдж, чтобы не волновалась за меня, но смысла в этой стандартной фразе было не больше, чем в совете взрослеть помедленнее. Я хотел сказать ей, чтобы наслаждалась каждой минутой, ведь никогда не знаешь, сколько тебе осталось, поэтому нужно торопиться жить. Но при этом замечать, что творится вокруг. Главное правило для улиц этого города. Главное правило, чтобы выжить на них в одиночку.
Бежалось легко. Мной владело радостное предвкушение встречи.
Я представлял, как днем возле водохранилища мы примкнем к группе из Челси Пирс и вместе, точно хоббиты, начнем спускаться в чрево земли. Лет в шесть или семь папа читал мне книжку про приключения маленьких забавных коротышек: старую, еще из его детства, с красивыми картинками. Я слушал перед сном истории про Бильбо, и почти каждую ночь мне снилось, как я путешествую по волшебному миру Средиземья, как участвую в захватывающих приключениях.
Я резко обернулся на шум. Пусто. Но я все равно остановился и прислушался. Скорее всего, что–то сдвинулось в завалах. Мой путь лежал мимо теологической семинарии, где работал Даниэль. Этому месту, в отличие от собора Святого Патрика, не повезло: уцелела только четверть здания, все остальное лежало в руинах.
Рекламный щит с девушкой в полный рост – наверное, раньше это был торец остановочного павильона – почти вертикально застрял в снегу, так что создавалось впечатление, что девушка идет прямо на меня. Она была похожа на Пейдж. Пейдж, судьба которой больше не была связана с моей: решать ее судьбу должны родители и, если повезет, она сама.
Я снова побежал; на Седьмой авеню взял на север. Я старался не сбавлять темпа, но и сильно не разгонялся, чтобы не споткнуться о мусор, который мог скрываться под двадцатисантиметровым слоем снега.
Как же обрадуются девчонки в зоопарке, когда я скажу им, что мы уходим: уходим под городом! Хотелось скорее вернуться к Рейчел. Как она там? Я переживал за нее, даже несмотря на то, что Фелисити осталась с ней в качестве помощницы. Удавалось ли ей справляться с животными в те дни, пока меня не было? Успевала ли она позаботиться о каждой зверюшке? Вот это у девчонок будут лица, когда я расскажу про Челси Пирс!
Осмотрев путь, я побежал на восток по Двадцать третьей улице. Я прихрамывал на правую ногу, раны терлись о грубую ткань черных джинсов, очень болели руки.
В памяти всплыла сцена, когда Том избивал Даниэля. По–моему, одна Пейдж поняла, что происходит, а три десятка взрослых просто стояли и смотрели, то ли не зная как, то ли не желая помочь. Именно тогда я понял: мне с ними не по пути; мое будущее с ними не связано; да, я уйду из города с этими людьми, если они согласятся, но только потому, что это приблизит меня к дому. Но в моем будущем их нет: и Пейдж там тоже нет, потому что она одна из них.