Выбрать главу

За окном, мелькали дома, столбы, деревья, а я наблюдал, через запотевшее стекло, как куда-то, мчались визжа сиренами машины. Туда-сюда целый день, будто соревнуясь носились менты скорая и бог весть какие ещё службы. Отовсюду сегодня, я слышал вой сирен. Плевать на них! На всех плевать. Я никому ничего не должен, мне никто ничего не должен. Пригородные электрички, на мой взгляд, лучшее место для рефлексии. Я постепенно проваливался в дрему и призраки прошлого начинали брать своё.

***

«Я тебе ничего не должна!» — её слова, снова больно резанули душу, — «Плевать, не я первый, не я последний» — Как там говорится? Весь мир бардак, все бабы..., ну и далее по тексту, —«Плевать!».

Плевать на всё, на неё, на себя, на весь мир, пусть он катится в пропасть. Но последний наш разговор, по садистски упорно продолжал терзать больную голову.

— Некоторые, совершенно не хотят взрослеть! Вот… хоть ты тресни, хоть «кол теши»! — распекала меня Наташа — К тому же ты в курсе, как, моя мама к тебе относится! И сам знаешь почему!

— Не пори горячку зайчонок, всё будет! — парировал я — С мамой тоже, наладим помаленьку!

— Всё будет. Наладим. Помаленьку. Вот всё у тебя, помаленьку! — передразнила она меня и стала загибать пальцы: — Образования нормального нет? И не будет! Работы нормальной тоже нет? И видимо, не предвидится! — вопросы были риторическими и отвечать я не стал, пусть выговорится, а девушка тем временем продолжила, — В двадцать три, многие уже по две машины сменили, а Максимка?! Всё на электричках, зайцем! Прошлое темнее некуда! Будущее... вообще мрак! Ты как жить собираешься?

— Ну чё ты снова? — скривившись, отмахнулся я, — С работой, тренер почти решил вопрос. Там батя одного из учеников пока что, к себе берёт! А со второго курса смогу и группу официально набрать, пацанов тренить буду!

— Да что! Твой! Тренер! Тоже мне пример! — сорвалась на крик она — Хочешь как он?! Ни кола! Ни двора! Ни машины, ни семьи, ни денег! Так и будет за тебя решать?!

Я чувствовал, начинаю закипать, а Наташу всё больше несло, — Вот закончу универ! — добавив баса, передразнила меня девушка, — буду тренировать пацанов!

— Уймись, прошу! — прошипел я оглядываясь, случайные прохожие уже косились.

— А то что?! — в тон мне ответила она.

Не желая продолжать я отвернулся, но она схватила меня за рукав разворачивая к себе.

— А может ты... физруком, в школу собрался? — презрительно фыркнула она — Не смеши! На копеечную зарплату и машину не купишь! О квартире, даже не говорю! А представь себе, появятся дети?

— А что дети? — пожал плечами я, — Будут дети, будет видно!

— Им прикинь, свою комнату надо! А может ты хочешь, чтобы они как ты, с предками теснились?! Да и мордобой твой, кому сейчас нужен? Ладно бы деньги платили, а у тебя? Вот ответь, что ты заработал за последний бой, кроме новых швов?! Впрочем, не отвечай, ни-хре-на, только пластырь…

Внезапно даже для себя, не говоря о вздрогнувшей девушке, я сорвался на крик: — Треньки! СУКА! Не трогай! Сторчался бы! Или спился, как многие здесь! Тебе ли, не знать, как всё было! — затем, сдавленным от ярости голосом и понимая, что перешёл грань добавил, — По-моему... уже говорили на эту тему!

— Треньки?! СУКА?! — опешившая на мгновение Наташа перешла на визг, её лицо пылало гневом. — Ты! Гавно подзаборное! Оборванец! Попутал меня с кем?! Подобрала, из жалости… — она внезапно замолкла раздувая ноздри и сверля меня взглядом.

Я молча глядел на неё, будто впервые, не в силах поверить в услышанное.

— Так, ЧТО?! МНЕ?! От ТВОИХ! Тренировок?! — Неожиданно спокойно, даже отстранённо спросила она, глядя в глаза: — Ни тепло! Ни холодно! Мышцы поверь, не главное! Сейчас, всё решают деньги! Их платят на хорошей работе, ещё лучше бизнес! А у тебя? У тебя, перспектив нет!

— Солнышко, извини, сорвАло! — испугался я внезапной догадке и, пытаясь уйти от темы, продолжил нести чушь, — У тебя головушка своя есть, что ты как мать заговорила? Она ж, с самого начала ко мне цеплялась!

— Маму мою, не трогай, не достоин! И ты, прекрасно знаешь, почему она к тебе так относится, — ледяным тоном, осадила меня Наташа, её палец уперся мне в грудь, — Ты, каким был, таким и остался, всё веришь в прекрасное далёко…