— Джейн, вас ожидает мистер Милстейн, приехавший повидать вас, — сказала сестра профессионально-приветливым тоном.
— Хелло, Джейн, — приветствовал ее Милстейн, с трудом заставив себя улыбнуться.
Перед ним стояла худющая женщина е маленьким осунувшимся личиком, обрамленным длинными, тщательно причесанными волосами. И с огромными, ничего не выражающими, кроме испуга, глазами.
Какое-то время она смотрела на него и не узнавала, Потом в ее глазах сверкнул крохотный огонек воспоминания, и она неуверенно улыбнулась.
— Детектив Милстейн, — сказала она, и в голосе был вопрос, но и надежда и сомнение.
— Да.
— Мой друг, детектив Милстейн. Мой друг, — повторила она, словно убеждая себя, что это именно так, а не-кажется ей, и сделала шаг навстречу ему, и вдруг слезы выступили у нее на глазах. — Мой друг, детектив Милстейн, — еще и еще повторяла она.
— Да, Джейн. Как вы себя чувствуете?
Вместо ответа она взяла его руку и прижала к щеке.
— Вы пришли забрать меня отсюда? Так же, как в тот последний раз?
Он почувствовал в горле комок, с которым никак не мог справиться — он застрял и не давал ему говорить.
— Я надеюсь, Джейн, — сказал он, наконец. — Но такие вещи требуют времени.
— Мне гораздо лучше, я поправилась, вы сами видите. Я больше не стану делать тех глупостей, что делала тогда. Я полностью здорова.
— Я знаю, Джейн, — сказал Милстейн, успокаивая ее. — Вы скоро выберетесь отсюда.
Она склонила голову ему на грудь и застыла в этой позе.
— Я надеюсь, я так надеюсь. Мне тут не нравится. Иногда они делают больно.
Он тихонько погладил ее по голове.
— Это делалось только для вашего же блага. Вы очень тяжело болели.
— Я знаю, что болела. Но нельзя лечить больных, причиняя им еще более сильные страдания.
— Теперь это в прошлом, — сказал он убежденно. — Доктор Стоун сказал мне, что курс лечения завершен, и он доволен результатами.
— Вы получили мое письмо?
— Конечно, потому я и приехал к вам сюда.
— Вы — единственный друг, который у меня есть. Больше мне некому было написать.
— А как насчет того, чтобы написать Джери-Ли? В ее глазах мгновенно возник прежний испуг.
— Вы знаете о ней? — прошептала она.
— Конечно. Доктор Стоун рассказал мне. Так почему вы не написали ей?
— Разве он не сказал вам, что она умерла?
— А она разве умерла?
Она кивнула.
— Она была хорошей?
Она подняла на него глаза — они блестели.
— Она была очень красивой. Все ее любили. Все хотели заботиться о ней. Она была такой способной, что могла заниматься всем, чем хотела.
Когда она появлялась, никто уже ни на кого не обращал внимания. Одно время мы были очень близки, потом мы разошлись, разъехались. А когда я пришла и стала искать ее, оказалось, что поздно. Она ушла от нас.
— А как это случилось?
— Что?
— Где она умерла?
— Она покончила с собой, — прошептала Джейн.
На ее лице появилось выражение невыносимого страдания и муки.
— Она принимала таблетки. Упала на рельсы перед поездом или прыгнула с моста! — закричала она голосом, пронизанным болью. — Какое это имеет значение, где она умерла? Главное — ее нет, и я не могу вернуть ее!
Он обнял ее за плечи. Она сотрясалась от конвульсивных рыданий, уткнувшись ему в грудь. Сквозь хлопковое платьице он чувствовал острые косточки ее худенького тела.
— Я больше не хочу говорить о ней, — сказала она, постепенно успокаиваясь.
— Хорошо. Мы не будем больше говорить о ней.
— Мне нужно выбраться отсюда, — сказала она. — Если я не выберусь, я действительно сойду с ума. Вы не представляете себе, что означает на самом деле находиться здесь. Они ничего не разрешают. Словно вы не только не человек, но даже не животное, а совсем-совсем какая-то тварь...
— Скоро вы выйдете отсюда.
— Я хочу вернуться и работать... Я знаю одного агента, когда я выйду, он поможет мне найти работу танцовщицы.
Он вспомнил, что у нее в комнате стояла пишущая машинка и что какой-то агент вернул ей рукопись после того, как ее выпустили.
— А как обстоит дело с писательством?
— Писательство? Вы, наверное, меня с кем-то путаете. Я никогда не была писателем. Писала Джери-Ли.
Глава 22
Так уж заведено, что полицейские часто тратят массу времени на то, чтобы пройти по жизни человека в обратную сторону, то есть проследить все его по жизни от могилы до колыбели. Эту полицейскую привычку приобрел и Милстейн за годы работы.
Поговорив с Джейн, Милстейн вернулся в кабинет доктора Слоуна.
— Я не думал вас еще увидеть, мистер Милстейн, — сказал с удивлением врач.
— В беседе со мной, доктор, вы сказали, что не име-сте возможности проводить настоящее расследование обстоятельств, так или иначе связанных с вашими пациентами. И вы еще сказали, доктор Слоун, что иногда для лечения, для правильного выбора того или иного способа лечения, это было бы очень важно.
— Да, конечно, я так сказал.
— Думаете ли вы, что если будете знать больше о Джейн, то сможете более эффективно помочь ей?
— Да, безусловно.
— У меня есть неделя. Вы примете мою помощь?
— Я буду вам чрезвычайно благодарен, мистер Милстейн. Практически все, что вы сможете выяснить, будет нам очень важно и добавит новую информацию к тому, что мы сейчас знаем о ней. У вас уже есть какие-нибудь предположения?
— Кое-что есть, доктор. Но я бы предпочел подождать и, прежде чем говорить, хочу удостовериться, что эти предположения верны.
— Хорошо. Чем я могу помочь?
— Вы можете разрешить мне прочитать заключение, которое было сделано в вашей больнице?
— Вот оно.
Милстен прочитал его быстро. В нем не содержалось никакой новой для него информации. Он поднял глаза от бумаг, взглянул на врача и спросил:
— А где бы я мог получить некоторые подробности?
— Для этого вам придется вернуться к первоисточнику. В нашем случае это больница «Ист-Элмвуд». А до них — суд и полицейские участки. Но первым делом, вам, наверное, нужно получить информацию в больнице.
Детектив поблагодарил, попрощался с врачом и вернулся в отель. Он лег на диван и задумался. Однако перемена времени суток сказалась на нем, и он вскоре заснул. Когда он проснулся, было уже время ужина. Он взглянул на часы — в Калифорнии четыре часа дня. Дочь, наверное, вернулась домой после занятий.
Голос дочери звучал ясно и весело:
— Ты нашел ее, папа? Повидался?
— Да.
— Как она?
Он вложил все, что чувствовал сейчас, в одно слово:
— Печально.
На том конце вротеда замолчали.
— Я не уверен, что смогу ясно выразиться, Сюзан, — сказал он. — Но впечатление такое, что она разорвала себя на две части, и одна часть умерла.
— Бедняжка. Ты можешь что-нибудь для нее сделать? Ома обрадовалась твоему приезду?
— Не знаю, что я смогу сделать. Да, она обрадовалась. Во всяком случае, мне так кажется. Ты знаешь, что она сказала мне? Она сказала, что я единственный ее друг. Представляешь? И это при том, что мы с ней едва знакомы.
— Я не могу себе даже представить такого одинокого человека.
Надеюсь, ты ей поможешь, пап? Ты хотя бы попытаешься, да?
— Да.
— Я очень горжусь тобой, папа!
Собственно больничное здание стояло немного в стороне от служебных помещений, расположенных вокруг него по всей территории больничного комплекса. С другой стороны неширокого проезда для автомобилей был разбит небольшой парк, на углу, напротив парка, — столовая, на ней большой рекламный плакат, сообщающий, что здесь можно получить завтрак за шестьдесят пять центов.
Милстейн постоял некоторое время на бетонной ступеньке лестницы, прислушиваясь к голосам людей, входивших и выходивших из больницы.
Большинство из них говорили на испанском. Не с мексиканским мягким акцентом, к которому он привык дома, но тем не менее, это был все тот же язык бедных.
Через несколько минут он уже сидел в маленьком кабинете на девятом этаже перед столом миссис Пул, главы администрации больницы. Для того чтобы пройти к ней, ему пришлось преодолеть несколько забранных в стальные решетки дверей, которые отделяли женское психиатрическое отделение от остальных отделений.