— Доброе утро, — сказал он с ясной улыбкой. Я не ответила.
— Перестань, не дуйся... Все было не так плохо, правда ведь?
— Угу...
Он уже совершенно проснулся.
— Она вылизала твою пушистую киску?
— Да.
— А ты — ее?
— Да.
Я почувствовала, что он начинает возбуждаться.
— А что делал Джино, когда вы были вместе?
— Один раз вошел и смотрел, как мы занимаемся этим.
— Он трахнул ее?
— Не знаю.
— А тебя?
— Не знаю, — и я повторила. — Не знаю! Помню, что он трахнул кого-то из нас, но кого — не помню.
— А что он сделал потом?
— Ушел к себе в комнату и лег спать.
— А вы?
— Мы понюхали остатки кокаина, покурили и продолжали любить друг друга.
— Бог мой! — и он выскочил из постели.
Я была права, — он возбудился.
— Как бы я хотел быть там! Уверен, там было на что посмотреть!
Я не ответила.
— Давай трахнемся.
— Нет, — я помолчала секунду. — Я утрахалась до предела.
— Всегда найдется возможность еще для одного разочка.
— Нет, — и я пошла в гардеробную, чтобы собрать свои вещи.
— Что ты там делаешь? — крикнул он.
— Складываю вещи.
— Зачем? — он казался искренне удивленным.
— Потому что я уезжаю от тебя. Зачем еще, черт побери, я бы стала складывать вещи?
— Ради Бога, не принимай все так близко к сердцу! Не стоит писаться кипятком из-за всякой чепухи. Ты же сказала, что тебе понравилось и ты хорошо провела время.
— Это не имеет никакого отношения к моему решению, — сказала я. — Я не терплю лжи, а ты лгал мне.
— Перестань мазаться дерьмом, крошка! — сказал он. — Это была очень важная сделка. И ты могла бы сорвать все...
— Ты хочешь сказать, что я могла бы сорвать эту сделку для тебя. Для меня в ней никогда ничего не предусматривалось.
Он молча уставился на меня.
— Вся та лапша, которую ты вешал мне на уши о съемках, все это — крапленые карты в твоей колоде. Карла Мария сказала мне сегодня утром, что она ничего не знает о моей роли в картине и о том, что и почему ты мне говорил. В картине нет для меня роли — ясно? Так почему ты не мог сказать мне всей правды?
— Но я не соврал тебе, когда говорил о своей семье. Мой отец просто... — он замолк, увидев выражение моего лица.
— Ты врал и об этом, — сказала я. — Карла Мария рассказала мне, что Фрэнк и твой отец партнеры в этом деле и каждый из них вкладывает половину денег.
— Ну, ей-Богу, родная моя... — сказал он и пошел ко мне, — все позади, все хорошо, и ты знаешь, как я тебя люблю...
— Ты прав. Все позади. И теперь ты уже можешь больше не врать мне, — я продолжала доставать вещи из гардероба и укладывать их в чемодан. — Не мешай мне укладываться.
— Куда ты едешь?
— В свою квартиру.
— Бог мой, неужели ты вернешься в ту дыру?
— А тебе бы больше подошло, если бы я сказала, что еду в Италию с Карлой Марией?
— Вот уж чему я не могу поверить!
Я открыла сумку и показала ему авиабилет.
— А это тебя убедит?
— Черт возьми! Ах, вы суки эдакие!
— Ты вполне можешь адресовать это самому себе, — заявила я и спрятала билет в сумочку. Он растерянно покачал головой.
— И подумать только, что ты оказалась лизуньей, вонючей лесбиянкой.
Я рассмеялась.
— Маленьким детям нельзя играть с огнем. Они могут и обжечься. Но не волнуйся. Я уже сказала ей, что не поеду. Я вовсе не собираюсь становиться содержанкой — ни твоей, ни ее.
Напряженное выражение исчезло с его лица, оно стало как бы отражать внутреннее облегчение.
— Я понимаю. У тебя была тяжелая ночь. Почему бы тебе не забраться в постельку и не отдохнуть хорошенько? Ты даже можешь сегодня вечером не выходить на работу.
— Я так и сделаю, но только перебравшись в свою квартиру. И, пожалуйста, не волнуйся о моем ночном отдыхе и лучше подыщи подмену — я ухожу.
— Не глупи! — сказал он. — Мы можем остаться друзьями.
— Может быть, ты и можешь. Но не я.
— Но на что ты собираешься жить? — спросил он, немного поразмышляв.
— Я откладывала деньги. И мне нужно закончить пьесу. Последнее время у меня было не так уж много времени и возможности, чтобы работать над ней.
— Но у тебя не может быть столько денег...
— Когда эти кончатся, я найду другую работу, — сказала я. — Но я не собираюсь прекращать писать. Никогда больше!
Через два дня в мою дверь позвонили. Я поднялась из-за пишущей машинки и открыла дверь.
— Привет, — сказал Фред. — Я тут проходил мимо, по-соседству, так сказать, и подумал, — а почему бы мне не повидать тебя?
— Как ты узнал мой адрес?
— От девушки в приемной.
— Разве ты не должен сейчас быть на работе? Он усмехнулся:
— Меня уволили. Я хотел бы только надеяться, что не я причина твоего увольнения.
— Меня не уволили. Я ушла сама, — и тут я сообразила, что он все еще стоит в прихожей. — Входи!
Он вошел. Я заметила, что он рассматривает комнату.
— Извини за беспорядок, — сказала я быстро. — Я работала.
— Я вовсе не хотел отрывать тебя.
— Ничего, все о'кей. Я рада, что ты заглянул. Мне давно уже нужно было бы прерваться и передохнуть. Тем более, что у меня есть в холодильнике отличное белое вино.
Я предложила ему снять пиджак, но он продолжал стоять.
— Я подумал, — сказал он, — что если ты еще не ужинала, мы бы могли куда-нибудь пойти и что-нибудь пожевать.
— Ты уговорил меня, — улыбнулась я. — Дай мне минутку, чтобы сменить платье.
— Только не выбирай ничего особенного, шикарного. У меня вкусы богатого, но кошелек беднява.
— Джинсы подойдут?
— В самый раз.
Я натянула джинсы и чистую рубашку за дверью гардероба.
— Как я? — спросила я, выходя из своего укрытия.
— Великолепно!
— Если ты дашь мне еще минутку, чтобы причесаться и наложить боевую раскраску, будет замечательно.
Через десять минут я вышла из ванной комнаты и обнаружила, что он все так же стоит на том же самом месте, где я его оставила.
— Ты бы мог сесть, — сказала я.
— Я об этом просто не подумал, в голову не пришло. Мне было хорошо там, где я стоял.
Целый день я провела в комнате и поэтому вечерний прохладный воздух показался мне особенно приятным.
— Ты знаешь какой-нибудь хороший китайский ресторан по соседству? — спросил Фред.
— Тут один есть недалеко от Бродвея, на семьдесят второй. Можно пойти пешком.
Мы болтали за едой безостановочно, что не помешало нам съесть рулет из яиц, мясо на ребрышках, суп под названием «Бон тон», устрицы по-кантонски с рисом...
Когда мы вернулись в мою квартиру, он остановился за дверью и не вошел.
— У меня, как я тебе уже сказала, есть в холодильнике вино.
— Не хочу выставлять тебя, — сказал он.
— Ладно, чего уж там, входи.
Было около двух утра, когда Фред встал из-за стола.
— Думаю, тебе надо бы хоть немного поспать, — сказал он. — Я чувствую себя преступником из-за того, что оторвал тебя от работы.
— Ничего, все чудесно, — сказала я, открывая ему дверь.
— Спасибо за все.
Я встала на цыпочки и поцеловала его на прощание. Его губы с удивительной нежностью прикоснулись к моим, и вдруг что-то произошло: нас охватила горячая волна, и я оказалась в его объятиях. Я увлекла его в комнату и ногой захлопнула дверь.
Позже, значительно позже, когда мы тихонько лежали в постели, обнимая друг друга, он прошептал мне на ухо:
— Ты знаешь, Джери-Ли, я всегда любил тебя, даже еще до того...
— Нет никакой необходимости говорить это, если ты так не думаешь.
Мне и без этих слов достаточно хорошо с тобой.
— Но это святая правда, Джери-Ли.
— Все равно, не надо мне лгать. Я устала от людей, которые говорят то, чего не думают.
— Я не говорю тебе не правды, Джери-Ли, — повторил он терпеливо. — Я любил тебя еще тогда. И я люблю тебя сейчас-И по-своему, как мне кажется, я всегда буду любить тебя.
Я почувствовала в его словах правду, истинную правду и расплакалась.