Закончив пение, они вновь заняли свои места, поэтому тот, кто уезжал теперь в столицу, от всего сердца восхвалил их, а на песню отозвался стихами. Вот они:
Однако наш кормчий, которому невдомёк незримая прелесть происходящего[135], да к тому же по самую корму нагруженный вином, бушует:
– Уже полный прилив! Того и гляди, ветер поднимется.
Готовимся взойти на корабль.
В эти мгновенья одни декламируют китайские стихотворения, связанные с временем года, что так соответствует всей обстановке отъезда. Другие распевают песни края Каи – восточные наши песни; забавно слышать их здесь, в нашей западной стороне! Кажется, кто-то даже сказал: «Они так хорошо поют, что „пылинки взлетают с навеса ладьи”, что „плывущие по небу облака останавливаются над нами!”»[136]
Этой ночью сделали остановку в Урадо. Там нас догнали Фудзивара-но Токидзанэ и Татибана-но Суэхира.
Из Урадо выходим на вёслах, направляемся к Оминато. Меж тем господин Ямагути-но Тиминэ, сын прежнего – до нас – правителя, привёз с собой в изобилии вина и прекрасной снеди и всё это передал на корабль. Так и плывём мы, попивая вино и уплетая яства.
29-й день. Остаёмся на ночь в Оминато. Учёный врач[137] доставил к нам сюда целебные снадобья, которые он нарочно для нас приготовил: «тосо» и «бякусан»[138], позаботился даже и о вине! Кажется мне, в нём есть доброжелательство.
Начальный день [первой луны]. Мы по- прежнему в Оминато. Снадобье «бякусан» исчезло. Кто-то засунул его под корабельный навес: мол, всего только на одну ночь, а оно от ветра все отодвигалось к краю, пока не упало в море. Теперь не придется отведать целебного питья на новолетье. Между тем на корабле нет даже сушёных стеблей батата, нет морской капусты, нет ничего «укрепляющего зубы»![139]. Вот так провинция, где нет подобных вещей! И приобрести их невозможно бедному хозяину. Только и остаётся, что обсасывать солёные губы вяленой форели. А ну как и она способна помыслить нечто, обсасываемая губами людей?
– Сегодня все мои мысли только в столице!
– На воротах маленьких домиков соломенные верёвки симэнава, а к верёвкам прикреплены ветки остролиста, а на них нанизаны головы кефали, – хотелось бы взглянуть!
Ведь так, наверное, переговариваются сейчас друг с другом люди.
………………………….
11-й день. Засветло трогаемся в путь. Идём в Муроцу. Никто из нас ещё не вставал, и каково нынче море, не видим. Лишь по свету предутренней луны понимаем: там вот запад, а там – восток.
Наконец-то рассвело.
Умываем руки, молимся, завтракаем – обычное утро.
Полдень. И тут перед нами открылось место по имени Крылья.
«Крылья? – волнуются дети. – Как у птицы?!»
Мы улыбаемся их вопросам. Маленькая дочь одной нашей спутницы сложила:
Но и у взрослых на сердце одна только мысль: о, скорей бы в столицу! И что нужды, что стихи девочки были не хороши. Они правдивы и нейдут из памяти.
Память… Едва дети стали спрашивать нас об этих Крыльях, тотчас вспомнилась «та, что не возвратится». Да разве забудется она когда-нибудь? Сегодня мать девочки особенно печальна!.. Вдруг подумалось: а ведь не досчитались мы одной из тех, кто уехал тогда вместе с нами из столицы… всплыли в памяти старинные строки:
135
Эта сцена проводов напомнила Ки-но Цураюки о стихотворении величайшего китайского поэта Ли Бо (701–762). Когда тот совершал прогулку вдоль озера Таохуатан в местности Цзинсянь (провинция Аньхой), некий сельский житель по имени Ван Лунь изготовил прекрасное вино и угостил им Ли Бо. Когда Ли Бо уезжал, Ван Лунь пришёл на проводы. Ли Бо подарил ему стихи в знак благодарности.
136
Цитаты из произведений классической китайской словесности, показывающие воздействие прекрасного пенья на всё окружающее. Первая – из старинного комментария к книге «Вэньсюань» («Изборник литературы», начало VI в.), вторая – из 5-й главы книги «Ле-цзы» (IV в. до н. э.). Здесь продолжается одна из тем, заданных в первой фразе «Дневника»: эти «кто-то», несомненно, мужчины, которые образованны по-китайски. «Женщина», ведущая «Дневник», словно бы предполагает, что они могли сказать.
137
В каждую провинцию (наряду с правителем и настоятелем государственного местного храма) назначался врач.
138
Составлялись по китайским рецептам из сушёных трав, кореньев, цветов, мандариновой корки, коричника. Эти снадобья помещали в треугольные мешочки алого шёлка, их опускали в сладкое рисовое вино, и этот настой испивали в 3-й день первой луны года. Это отвращало злые силы, беды, укрепляло здоровье.
139
Хорошие зубы – залог хорошего пищеварения. По обычаю – также в 3-й день первой луны года – вкушали (с молитвой о долголетии) круглые рисовые лепёшки