Одинокая луна в Сарасина. Японские лирические дневники

«На север, домой,
Возвращаются гуси и плачут.
Не досчитались они
Своих сородичей, верно,
Товарищей в долгой дороге!»

И тогда один из нас сказал:

– С печальным участьем
Гляжу я на горестный мир,
Но нет печали сильнее,
Нет безутешней тоски,
Чем тоска по ребёнку!

Он ещё долго повторял эти строки.

………………………….

17-й день. Облака разошлись. Луна предрассветного часа необычно хороша. Корабельщики взялись за вёсла. Плывём. Где вершины облаков, где дно моря – не ведаем – соединились в одно. Правду сказал один старинный муж:

– Пронзает весло
луну средь бегущих волн.
Раздвигает ладья
небо в морской глубине.

Стихи привожу понаслышке. Тут некто прочёл:

– Над самой луной,
В морской глубине утонувшей,
Проплывает ладья.
Может статься, лунного лавра
Коснётся весло невзначай?

Кто-то подхватил:

– Вижу сиянье луны.
Она, верно, там, под волнами.
О, как уныло плыть
По этой равнине пустынной
Среди небес вечносущих!

Ночь постепенно светлеет. Корабельщики говорят: «Близко тучи чернеются. Противный ветер может налететь. Надо бы вернуться», – и мы возвращаемся. Начинается дождь. Всем очень грустно.

………………………….

18-й день. По-прежнему в тех же местах. Море неспокойно, и корабль не снимается с якоря. Вид с нашей пристани прелестный – и вдаль, на горы, и вблизи, на залив. Но мы так страдаем, что уже ничто не трогает сердца.

Мужчины, желая немного забыться, читают нараспев китайские стихи.

А корабль не выходит.

Один из нас, развлечения ради, прочёл:

– Не различая погоды,
Ни времен годовых,
Падает снег на прибрежье –
Хлопья пены, где плещут
Белоснежные волны.

Стихи человека, в обычное время равнодушного к стихам. Но вот другие стихи:

– Ни соловей не знает,
Ни весне невдомёк,
Что за цветы на прибрежье:
Там, где неистово плещут
Ветром гонимые волны.

Стихи вполне сносные. Услыхав их, некий почтенный старик, чтобы хоть в малой мере рассеять мучительную тоску последних дней, сказал:

– Набегают и падают волны.
Никак не поймут:
Снег иль цветы на прибрежье?
О, ветер-обманщик!
И вас он с толку сбивает!

Обсуждаем только что сложенные стихи. Один человек прилежно слушает наши споры, и вдруг неожиданно с губ его срываются стихи. Тридцать семь! Шестью слогами больше! Мы не выдерживаем, смеёмся. Незадачливый стихотворец удручён и растерян. Но в самом деле: кто когда-нибудь сможет запомнить и повторить такие стихи?! Их и по писаному не произнесёшь без запинки, до того неуклюже они построены. А если их и сейчас трудно прочесть, то – время пройдёт – тем паче!

19-й день. День выдался скверный. Стоим без движенья.

20-й день. Всё то же. Стоим. Все вздыхают жалобно. Иные в нетерпенье спрашивают: «Сколько дней мы в пути? Двадцать? Тридцать?!» – загибают они пальцы. С опаской гляжу – не вывихнули бы… Грустно. Нам не спится. Луна двадцатой ночи. Увы, здесь не было гор, она взошла из-за края моря. И вот что мне вспомнилось.

Когда-то давным-давно человек по имени Абэ-но Накамаро отправился в Китай и долго жил там. Настала пора возвращаться. Он выехал к пристани, чтобы взойти на корабль. Его провожали люди той страны. Они устроили прощальное пированье, одарили его подарками. Взволнованные разлукой, они сочиняли и читали ему стихи на тамошний лад. Но неутолённая горечь расставанья, верно, не отпускала их, и они оставались с Накамаро до восхода луны двадцатой ночи. Луна тогда тоже всходила из глуби моря. И Накамаро молвил: «Ещё во времена богов стихи, подобные этим, в нашей стране слагали боги в своей великой милости к нам. Ныне же всякий – и знатный, и простолюдин – умеет сложить их: и печалясь разлукой, как ныне, и в радости, и в горе». Затем он произнёс: