Чтобы все его поняли, он изложил смысл песни китайскими письменами. Когда же сведущий в словах нашей страны человек изъяснил им песню, то они, надо думать, уразумев, о чём в ней говорится, весьма его похвалили, даже сверх ожидания. Слова в Китае и в нашей стране различны, но лунный свет одинаков и у нас, и у них, да и чувства, должно быть, одни и те же! Так вот, один из нас, вспомнив то давнее время, сказал:
………………………….
1-й день второй луны. Всё утро идёт дождь. Только к часу Коня[140] он прекращается. Выходим из залива Идзуми. Море по-прежнему спокойно. Плывём вдоль сосновой рощи по имени Чёрная коса. Имя – чёрное, сосны – зелёные, волны прибоя белы, ровно снег, раковины – багряно-красные. Одного жёлтого недостаёт до всех пяти цветов!
Меж тем корабль наш из места Хаконоура – «Залив Драгоценный ларец» – тянут на толстенной бечеве. Некто сказал:
………………………….
4-й день. Кормчий говорит: «Ветер и облака внушают тревогу!» Мы не выходим. А круглый день ни ветерка, ни малого волнения! Ну что за дурень: погоды толком угадать не может!
Берег возле нашей стоянки усыпан прелестными ракушками и камнями. Одна из наших спутниц, томясь тоскою по той, которая не возвратится, сказала:
И тогда некто, не в силах этого вынести, продолжил… так, чтобы немного отвлечься от мучительных дорожных тягот…
Должно быть, утратив дитя, родители сами впадают в младенчество. Ведь все тут могли возразить, что она ничуть не жемчужина! Но недаром говорят: «Вечно прекрасно лицо умершего дитяти».
………………………….
5-й день. День напролёт молимся: «О волны! Не поднимайтесь!» Моленье наше услышано. Ни ветра, ни волн. Неподалёку резвится стая чаек. Столица всё ближе. Вот стихи переполненного радостью ребёнка:
А корабль идёт всё дальше. Сосновая роща на каменной косе очень красива. Проплываем близ Сумиёси. Один человек произнёс:
В это время родительница той, что больше не вернётся, даже на миг не в силах её позабыть, сказала:
Но разве она могла всё позабыть?! Она только хотела дать роздых своей горестной любви, чтобы затем отдаться ей с новой силой.
Внезапный ветер. Гребцы усердно налегают на вёсла, но что толку! Волны тащат корабль назад. Вот-вот перевернёмся. «Ах ты, милостивый бог Сумиёси! – восклицает кормчий. – Тебе бы нынче родиться! Любишь наживу, как все ныне живущие!»
Уж ты-то, по всему судя, родился вовремя.
«Поднесите ему нуса!»[141] Мы послушно подносим нуса светлому богу Сумиёси – защитнику мореходов. Но ветер не стихает, дует всё сильнее, всё свирепее. Волны вздымаются всё грознее. «Нуса не трогают божественного сердца, – изволит молвить кормчий, – по каковой причине корабль и не трогается с места. Надо поднести что-нибудь более дорогое, чтобы больше обрадовать бога». Мы послушно пускаемся в размышления: «Глаз у каждого целых два. Поднесём ему зеркало. Оно у нас на корабле одно!» Кидаем зеркало в море. Всем его жалко. Но – о, чудо! – море вдруг становится похожим на гладкое зеркало, и кто-то говорит: