Она открыла записную книжку в мобильнике и отыскала там данные, позволявшие ей проникнуть в закрытую сеть полиции через компьютер Эрика. Он не знал, что у нее они есть. Но руководствовалась она исключительно благими намерениями. Так, по крайней мере, считала она сама. Так у нее была возможность при необходимости помогать антифашистам.
Она улыбнулась, вспомнив, что он поменял пароль. Вместо Big Daddy Kane IV выбрал чуть более сложный — Marcus G@rvey II. Она нашла его в том же месте, где нашла прошлый, — он был приклеен скотчем к компьютеру в его спальне на Седра Агнегатан. Она оказалась там пару недель назад. Случайно. Поздно вечером. К тому времени ее роман с Саманом прекратился уже как несколько месяцев. Точно как и с Габриэлем, с которым она пыталась жить до этого. Сомнения навалились на нее.
«Что не так со мной?» — подумала она.
Мужчины начинали ей надоедать, когда отношения с ними превращались в рутину. Ее терпение заканчивалось, как только начинались вопросы вроде «кто должен ходить за покупками, стирать» или «следовало ли им навестить его родню». Но с Эриком у нее никогда не возникало проблем. Он не выдвигал никаких условий. Никак не ограничивал ее свободу. Она могла делать, что и когда хотела. Почему это стало так важно теперь?
Линн сунула кенгуруху в корзину для грязного белья и посмотрела на свое отражение в зеркале. Она выглядела уставшей. В уголках глаз появились крошечные морщинки, кожа стала бледной.
Ее жизнь, пожалуй, стала бы проще, будь она более покладистой. Она постоянно слышала о том, что ей стоило научиться идти на компромиссы. Конечно, не от собственной матери, та ведь была еще более своевольной, чем она. А от Кайи, сводной сестры. От бабушки. От своего отца, с которым она практически не общалась уже очень давно. Они встретились на Рождество впервые после почти пятилетней паузы. Потом еще пару раз. Шаг за шагом, осторожно пытались построить новые отношения. Полностью избегали вопросов о политике. Вообще не разговаривали на темы, хоть как-то касавшиеся его работы, а он был исполнительным директором социально-экономического департамента Конфедерации шведских предприятий. Ни слова о капитализме. Ни слова об исламе. Лучше бы и ни слова о ее матери, с которой отец развелся, когда Линн было двенадцать лет.
Она вышла на крыльцо и, увидев, что кафе Фон Бюсинга, расположенное ниже по склону холма, уже открыто, поплелась туда. Внутри было сыро и жарко. Стоявший за стойкой Умед протянул ей чашечку кофе. В другом конце шатра сидели две женщины с колясками. Она еще не привыкла к этому импровизированному заведению, открытому с разрешения Альмы, владелицы дома на этом участке, который частично принадлежал ей. Но место было довольно удобное. Она могла ходить сюда чуть ли не в ночной рубашке.
Линн рассеянно погуглила «Скандинавское копье». Именно эта группа, возможно, стояла за избиением Эзги. Она почти ничего не слышала о них. Но они многократно упоминались в новостях и подборках материалов фонда «Экспо». Они предпочитали акции с применением насилия и, похоже, стали активнее после того, как ради работы на местах откололись от «Скандинавского движения сопротивления». Она с удивлением обнаружила, что к ним присоединилась и «Скрытая правда». Рикард и Эрик устроили облаву в офисе этого правоэкстремистского медиаагентства во время расследования «кукольного» убийства. Она надеялась, что их сайт закрыли после того, как год назад приказал долго жить «Патриотический фронт». Но они явно продолжали существовать. Она покликала по их заголовкам. «Скрытая правда» явно стала более радикальной с тех пор, как она в последний раз заглядывала на их сайт. В статьях говорилось о методах борьбы и прямых действиях.
На экране ее мобильника всплыло сообщение. Одна из тестовых программ, которые она опробовала у себя дома, закончила работу. Шифр был готов для оценки. Она закрыла вкладки с правоэкстремистскими сайтами. Они могли подождать. Она понимала беспокойство Ильвы касательно того, что нацисты, возможно, присматривали за ее группой, но ей вряд ли угрожала какая-то опасность в ближайшее время.