Глава тринадцатая
Еще пара-тройка таких совпадений — и я, пожалуй, поверю в собственную исключительность. В том плане, что стоит кому-то со мной более или менее тесно пообщаться, как его — бац! — и исключают в лучшем случае из списка свободных граждан. А в худшем — вообще исключают из числа живущих. Ну что за невезение, ей-богу! Только-только нащупала ниточку, скромно хотела утереть нос своим высокопрофессиональным друзьям — и на тебе. В дело немедленно вступают природные катаклизмы.
Ни Андрей, ни Павел, ни, тем более шкафоподобный Константин такой реакции от меня явно не ожидали. Конечно, гибель женщины под автобусным павильоном — не то событие, от которого следует впадать в состояние ликование или даже обыкновенной радости. Печальное это событие. Но опять же не настолько печальное для посторонних людей, чтобы бледнеть, зеленеть и норовить упасть в обморок. А я именно это и собралась сделать, причем в вышеперечисленной последовательности.
— Наташа, ты что? — ошарашенно спросил Андрей. — Тебе что, нехорошо?
Павел, как всегда, словам предпочитал дело, причем конкретное. Он шагнул ко мне, протянул руки и быстро, причем довольно чувствительно стал растирать мне уши. Такой прием здорово помогает не только от обморожения, но и от потери чувств на нервной почве.
— Уши ведь оторвешь! — завопила я. — Что за манера обращаться с дамами? Чему тебя в Пажеском корпусе учили?!
— Он не учился в Пажеском корпусе, Наташа, — вмешался Костя и без особых усилий отлепил от меня Павла. — Он закончил школу гардемаринов: два класса и три коридора.
Я чуть было вторично не потеряла сознание — на сей раз от удивления. Судя по внешности, в лексиконе Кости могло быть от силы пятнадцать слов, из них пять — нецензурные. «Гардемарины» в этот набор никаким боком не вписывались. Зато с поцелуем руки очень даже монтировались. Н-да, наш непростой российский парень Костя… Интересно, какие ещё сюрпризы у него в запасе?
— Давайте к столу, — взяла я наконец инициативу в свои руки. — Скорее всего, у меня просто голодный обморок. Чтобы его не было и у вас, надо принять соответствующие меры. Превентивные, так сказать.
— Вот это правильно, Наташенька, — подхватил Андрей, — это ты молодец. И соловья, как известно, баснями не кормят, и у голодной кумы, знамо дело, только хлеб на уме.
— Это у русской кумы, — внес свою лепту непредсказуемый Костя, а у меня, как у хохла, не только хлеб, но ещё и сало.
— Вот чего нема, того нема, — сокрушенно покачала я головой. — Не было таких указаний. Работа с национальными кадрами у нас пока ещё поставлена из рук вон плохо. Чтобы не сказать хуже.
Павел поморщился и первым прошел на кухню. Уже оттуда он все-таки не удержался — высказался:
— Еще один веселый и находчивый на мою голову. Кабачок тринадцать стульев… В любом месте веселее вместе.
— Не понял, — недоуменно поднял брови Костя.
— Павлик не любит шибко чересчур остроумных, — доброжелательно пояснила я. — Нам с Андреем от него всю дорогу попадает за веселье по поводу и без повода. Паша-то человек сурьезный…
Не знаю, как там насчет любви с первого взгляда, но вот со второго она точно бывает. Ну, не любовь — большая симпатия. Именно этим чувством я и прониклась к Косте, причем, как мне показалось, взаимно. Во всяком случае минут пятнадцать спустя мы уже беседовали так, как если бы знали друг друга много-много лет. Редко, но случается.
С большим опозданием я вспомнила о том, что Андрей просил меня меньше говорить и больше молчать. Но мне жутко не хотелось сворачивать увлекательную светскую беседу и оставлять мужчин разговаривать о каких-то их таинственно-скучных делах. С другой стороны, дала слово — не говори, что не груздь и полезай в кузов. Патовая ситуация, короче говоря. Хоть бы кто-нибудь помог…
И в этот момент зазвонил телефон. Андрей непроизвольно поморщился, но трубку дисциплинированно снял: вечерами обычно звонили только ему, поскольку мои друзья и знакомые предпочитали связываться со мной в течение дня.
— Слушаю, — с прохладой в голосе произнес Андрей. — Вечер добрый… Ну, как не быть, если ты позвонила. Сию минуту подам, как говорят в кругу моих пациентов: нет базара. Наташенька, это тебя. Алина.
Алина? Вот это сюрприз! Сама она звонила кому бы то ни было чрезвычайно редко, причем у неё на этот счет была какая-то хитрая теория относительно рационального использования энергетического потенциала. Смысла не уловила, врать не буду. Но её звонок позволял мне удалиться в комнату, не теряя, так сказать, лица, и предоставить мужчинам шушукаться в свое удовольствие.