Павел никогда бы не поверил, что ещё способен на такие чувства. Его первый и пока единственный брак так стремительно развалился, так тяжел был разрыв, что он сознательно не хотел никаких прочных привязанностей, не давал женщинам никаких обещаний, да и от них, если уж на то пошло, ничего не требовал и не ждал, кроме легких, ни к чему не обязывающих отношений. Знал, что за глаза друзья и знакомые называли его «железным», но знали бы они, сколько душевных сил ему пришлось потратить, чтобы заслужить этот эпитет! Как трудно было из детдомовца, закончившего школу милиции, дорасти до подполковника ФСБ! Но он сразу после мучительной процедуры развода поклялся себе, что никто и никогда больше не назовет его «плебеем» и «безродным лимитчиком», что он на равных будет общаться с людьми из так называемой «интеллигенции». «Так называемой», потому что лично он теперь уже не считал настоящими интеллигентами людей, способных попрекнуть кого-то ранним сиротством и отсутствием изысканных манер.
На рынке царила обычная суета и гвалт, заморские фрукты после августовских событий подскочили в цене раза в три, не меньше, но и сугубо отечественные огурцы-помидоры от них ненамного отстали. Эти-то почему подорожали? Какое отношение к подмосковным грядкам может иметь курс доллара? Впрочем, вопросы себе и продавцам Павел задавал сугубо риторические, поскольку ответ прекрасно знал сам: умом Россию не понять. И давно уже не пытался это сделать. Важно, что на новой работе ему собирались платить такие деньги, что проблем с обеспечением Милочки полноценным питанием (и не только им) просто не должно было возникнуть.
Зато появилась и сохранялась проблема, как освободить побольше времени, чтобы провести его с Милочкой. Вот эту задачу решить было куда сложнее. Он загрузил пакеты в машину и отправился дальше, предвкушая тихий и во всех отношениях приятный вечер у Милочки…
Когда он впервые попал в её квартиру, то удивился сочетанию в ней в принципе не сочетающихся вещей. Потрясающий, просто стерильный порядок — и, мягко говоря, бедность обстановки. На старой, с бору по сосенке собранной, мебели не было ни пылинки, немодные, давно требующие замены плита, раковина и прочие атрибуты быта сверкали чистотой, ковер возле дивана был аккуратно заштопан. Милочка среди всего этого чувствовала себя, как рыба в воде, а Павлу все время казалось, что он одним своим присутствием нарушает сложившийся порядок вещей, вторгается в этот уют как… ну, скажем, слон в посудную лавку, извините за избитость сравнения. И ещё — чувствовал себя полным профаном.
— Видите вот этот комодик? — спрашивала Милочка, указывая на нечто странное и, с точки зрения Павла, даже кривобокое. — Это приданное моей прабабушки. Девятнадцатый век. Ну, где ещё можно встретить такую прелесть?
«Под лестницей у нашего вахтера, — чуть не ляпнул он в первый раз. — Один к одному, только там сверху стоит электроплитка, а на ней — вечно закопченный чайник.» Слава Богу, удержался. Позже научился отличать старые вещи от старинных, даже мог примерно определить время появления каждой на свет, стиль, особенности. Но это было позже.
Милочка же просто жизни себе не представляла без истории, каждая вещь в её квартирке была — реликвией, с каждой было связано какое-то событие, у каждой была своя биография. О какой-нибудь вазочке, доставшейся ей по наследству, могла рассказывать часами. И штопанный ковер существовал не потому, что не было денег на новый. А потому, что это тоже была память, которую невозможно купить ни за какие деньги.
Прошло несколько месяцев, прежде чем Павел почувствовал себя там комфортно, и то исключительно благодаря необыкновенному такту Милочки. И ещё — её теплоте и отзывчивости. За каждую сделанную для неё мелочь, будь то приклеенная плитка в ванной или отремонтированный утюг она благодарила так, будто ей преподнесли ей невероятно дорогой подарок. И всегда находила повод вспомнить об этом и лишний раз восхититься. Знаете, не только женщины любят ушами. Мужчинам тоже приятно, когда их хвалят.
Павел запер машину, поднялся наверх и позвонил в знакомую уже до мелочей дверь. Никто не отозвался. Он посмотрел на часы: ну, конечно же, так рано он никогда не приезжал, а об изменениях в своей жизни предпочел Милочке до поры до времени не рассказывать — из суеверия, что ли? А ещё потому, что её явно мучили какие-то неведомые Павлу проблемы. Узнать бы, какие. Для того, чтобы в жизни Милочки не было вообще никаких проблем, он бы ничего не пожалел.