Нет, без Высшего Разума здесь не обошлось. Конечно, Он не тот дедушка, что на иконах. Думаю, Его вообще представить невозможно. Он нами принципиально не познаваем. А мы все у Него на виду.
– Но церковь учит, что мы созданы по образу и подобию Бога. Значит, Он похож на нас?
– Скорее, мы на Него. Но это так люди думают. Смотри: сколько религий, и у всех Бог разный. Разные люди жили на Земле в разных местах, в разных условиях и придумали себе разных богов. А Бог един.
– Думаешь, Он нами управляет?
– Нет, не думаю. У каждого есть свобода выбора. Но, думаю, Он знает про нас все. Кого надо – награждает, а кого наоборот. Кого Ему надо. А не нам. Бывает, человек хороший, а у него несчастье за несчастьем. Почему так? Не надо пытаться понять, почему. Это невозможно. Ведь говорят – пути Господни неисповедимы. Это правда. Просто надо жить с Богом в душе. Я очень хочу, чтобы ты жила с Богом в душе – тебе так будет легче.
– А что такое душа?
– Душа это то, что есть у человека, кроме тела. То, что есть он сам. Человек может лишиться части тела – потерять руку или ногу.
Но он все же останется самим собой. Конечно, душа и тело связаны – они зависят друг от друга. Человек рождается, и Бог дает ему душу. Он растет, и душа с ним растет. Он умирает, и душа покидает его тело.
– А как же ненормальные всякие, сумасшедшие?
– Я же говорю: душа связана с телом. У них душа больная, потому что мозг больной. Не зря же говорят: душевнобольной, то есть с больной душой.
– Как ты думаешь, после смерти душа помнит о своей жизни?
– Думаю, да. Ведь все наши поступки и чувства изменяют ее, и это изменение в ней остается. Это и есть память. Конечно, она иначе помнит – у нее нет головного мозга, глаз. Мы не можем, пока живы, узнать, как она выглядит, из чего состоит. Здесь опять никакие опыты не помогут.
– Но мне кажется, – помолчав, продолжил он, – что душа после смерти, отделившись от тела, стремится к тем, кого любила, и избегает тех, кто к этому человеку относился плохо. Вот наши с тобой души, – улыбнулся он, – в той жизни обязательно соединятся.
И вдруг замолк. И погрустнел.
Оля правильно поняла его молчание. Оно означало: но не в этой.
«Он великий мыслитель, – думала девушка. – Куда до него нашим болтунам с кафедры философии. Он убедит, кого хочешь. Он не просто грузин – он человек мира! Как жаль, что его слышу только я».
«Впрочем, – размышляла она, – он же будущий правовед, у него еще все впереди. Может, потом, когда-нибудь, о нем все узнают. Может, он станет большим человеком – главой правительства или еще кем-нибудь. Его все так любят! Отар за него готов в огонь и воду. А я? Я могу умереть за него».
Однажды в поисках ежевики они забрались высоко в гору. Приподняв низкую ветку, Оля увидела под ней что-то наподобие большой коровьей лепешки. «Откуда здесь коровы? – удивилась она. – На такой крутизне».
Вдруг из центра «лепешки» поднялась треугольная головка и негромко зашипела.
Змея! – молнией мелькнула мысль. Девушка птичкой отлетела в сторону. Только тогда к ней вернулась речь, и она отчаянно завопила. Мгновенно рядом возник Серго и подхватил ее на руки. Мимо них медленно, даже как-то лениво, проползло толстое тело змеи.
– Почему ты не убил ее? – напустилась Оля на Серго. – А если она кого-нибудь ужалит?
– Нельзя убивать, – жестко ответил он. – Она любит свою жизнь, как ты свою. Ее не трогай, и она не тронет.
«Он святой! – думала Оля. – У него совсем нет недостатков».
«И ночи, полные огня!» – это пелось про них. – Бедняжка моя, – сочувственно шептал он. – Я, наверно, замучил тебя?
– Ну что ты, нет, – отвечала она припухшими от поцелуев губами. – Все так чудесно!
Когда она, наконец, засыпала, Серго, облокотившись на подушку, подолгу смотрел на нее спящую. Неяркая прелесть ее лица неизменно очаровывала его, тонко чувствовавшего красоту. Светлые колечки волос рассыпаны по наволочке. Выпуклый чистый лоб, высокие тонкие брови. Темные ресницы, похожие на крылья бабочки, готовой вспорхнуть. Прямой, немножко тупой на конце носик. Маленький детский рот. Верхняя губка самую чуточку выступает над нижней, будто приготовившись к поцелую.
Чувствуя, как в нем волной поднимается желание, он припадал к этим самым сладким в мире губам, и она, еще не проснувшись, вся тянулась к нему.
И было мгновение, когда Оля впервые испытала неизъяснимое блаженство, потрясшее ее от пяток до макушки.