Предложение наместника было таким неожиданным, что в первые мгновения мы молчали. Затем Вулканс поинтересовался:
— Но если мы не родимся, откуда же мы возьмемся?
— Из Атлантиды, — коротко ответил наместник.
— Да, но…
— Не знаю, насколько правильная разобрался в математике Карпова, но, поскольку мы уже свое время покинули и очутились в прошлом и оно нас не отвергает, тем более мы тут натворили чертову уйму дел, то же самое будет и на Олле, даже если мы не родимся, В этом и заключается суть парадокса, и даже больше: мы обретем возможность путешествия в будущее. Тем самым мы сможем в любой момент проверить правильность своих действий. То же самое я предлагаю сделать и вам, Михаил Константинович, вместе с Юрием Антоновичем. Кстати, с вами проще, я вам и документы уже подготовил. Вот, возьмите, пожалуйста. — Он протянул два паспорта, два университетских диплома и две трудовые книжки вместе с двумя военными билетами, в которые были вложены профсоюзные удостоверения. Комплект документов дополнялся комсомольскими билетами. — Это полный набор документов среднего советского гражданина вашего возраста. Думаю, что год 1958 — самое хорошее для задуманного мероприятия время. Или лучше 57-й — в тот год в Москве состоялся Всемирный фестиваль молодежи и студентов. Да, вам, пожалуй, лучше начать именно с 57-го года. Имеете что-нибудь возразить?
— Нет, — покачал головой Мишка. — Думаю, что Юрий согласится тоже.
— А почему вы не хотите взять меня? — спросила Галка.
— Вообще-то принципиальных возражений нет, мне казалось, что вам, леди Раут, лучше побыть с новыми друзьями, но, если вы настаиваете…
— Ну что ж, друзья, — поднял бокал Марс, — за новые приключения!
— Надо будет предупредить Атланта, — напомнил Вулканс. — Пусть спасет, кого сможет. И плотник еще замечательный есть, по имени Ной, я бы не хотел, чтобы он погиб раньше времени…
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Глава 1
ЛИЧНАЯ ЖИЗНЬ
Итак, был конец весны 1982 года, вернее, уже почти лето. Мишка, вернувшийся из поездки в Тюменскую область, заканчивал свой рассказ, стоя передо мной или даже подпрыгивая на бывшей раненой ноге, но я слушал его вполуха — слишком невероятную новость он привез мне о Галине.
— Постой, — перебил я его, когда он принялся рассказывать о родителях Черкасова. — Еще раз повтори о том, как ты увидел Галку и как твой дед выбежал из дома, чтобы с ней разобраться?
— Ну, я и говорю, мол, Афанасий Степаныч, никакая это не Мария, я ее прекрасно знаю: это девчонка, с которой я учился в техникуме, ее Галка Звягинцева зовут.
— Ее могут как угодно звать, — отвечает, а сам — в дверь и на улицу.
Ну, я сижу в кухне, смотрю, как Галка водителю рукой махнула, он дверь закрыл, автобус тронулся, и тут мой дед показался: бежит как молодой, руками размахивает, кричит что-то Галке, мне ж не слышно что. Та обернулась, на лице какое-то выражение: не то брезгливое, не то испуганное, смотрит на деда. Ему уже шагов десять до нее… И вдруг, смотрю, дед мой прыть потерял, за грудь руками схватился, еще шага два сделал и упал. Я, естественно, тоже выбегаю, и к деду. Над ним человека три прохожих нагнулись. Я их раздвинул, взял деда за запястье — пульса нет. Поднимаю голову, хотел крикнуть, чтоб «Скорую» вызвали, и тут мои глаза с Галкиными встретились. Веришь, сразу и бесповоротно понял, что никакая помощь деду уже не поможет, он мертв, и мертв основательно, и что убила его именно она. Да, как я это понял, не соображу и сам: мгновение я видел ее глаза, и все. Просто преисполнился уверенности…
— Как ты мог в такое поверить?
— Ты меня из госпиталя забирал? Я тебе раны свои показывал?
— Показывал.
— Где они? Где следы хотя бы? Я здоров, абсолютно здоров! Тебе этого мало? И в том, что Галка — это Мария, я тоже уверен. И не выпытывай почему, — ты ее глаз не видел, понял?
Я не понял, но вытягивать из Мишки еще какие-то подробности расхотелось. И триумфально рассказывать ему о том, как я утер нос профессору Никитину, тоже не осталось желания. Вообще ничего больше не хотелось. Какое-то тусклое настроение стало. Я любил Галку. Любил каждой клеточкой своего тела, каждой в отдельности и всеми фибрами вместе взятыми, сколько бы их ни было в моей душе. Я мечтал о ней… Всегда. Но она и раньше-то держала меня на расстоянии, а теперь, и вовсе Мишкин рассказ отодвинул ее от меня на противоположный край галактики, и сейчас чувства вступили в единоборство с рассудком. Они не желали признавать поражение, хотя я и понимал, не мог не согласиться разумом с доводами единственного на всю жизнь друга. Мишка не врет — в этом я не сомневался. Как теперь быть и что теперь делать, я не знал.
Зато мой организм 22-летнего парня, видимо, знал и теперь заявлял почти вслух свои требования: мол, хозяин, хватит терпеть, смотри? сколько вокруг девушек, не пора ли тебе жениться? И я сдался.
Если раньше встречных девушек я окидывал равнодушным взглядом, заранее уверенный в том, что вряд ли они окажутся красивее Галки, то теперь стал смотреть внимательнее, выискивая присущие Галке черты, например, походку или изгиб бедер, стройность талии, прическу… Иная спешащая мимо красавица поражала гармонией с какими-то укоренившимися во мне критериями женской красоты, и я оглядывался, чего раньше со мной никогда не случалось. Вскоре выяснилось, что я вообще, ну, извращенец, что ли: меня привлекали, оказывается, девушки не просто с широкими бедрами, но еще имеющие на них «галифе», что в женской среде считалось как минимум недостатком или даже уродством. Но что со мной делать? Таким уж вырос. Вообще, если честно, я как-то задумался: а какую женщину можно считать идеально сложенной? Мои вкусы явно расходились с мировыми стандартами. Во-первых, как я уже говорил, у женщины должны быть широкие бедра, тонкая талия, высокая, не маленькая грудь и узкие плечи. Причем она не должна выглядеть полной при росте примерно 165 см. К сожалению, в Ставрополе мне встречались девушки либо с полной грудью, либо с широкими бедрами (последнее — гораздо реже), либо не обладающие ни тем, ни другим достоинством.
Я это к чему? А к тому, что в конце мая к нам в отдел приняли на должность инженера-механика в группу нестандартного оборудования девушку, наделенную всеми этими внешними атрибутами красоты, — мой, так сказать, идеал. Оказалось, что я работаю с такими же «извращенцами». Все наши мужчины примерно с неделю выходили из шока самцов-производителей (материальных благ, разумеется). Первыми избавились от наваждения женатые и те, кому далеко за тридцать. Однако реальных соперников у меня было четверо: молодые, не обремененные семьей парни. Но серьезные намерения возникли только у меня, так что я и их за соперников не принимал. А новенькую звали Людмила Петровна Никонова. В общем, набравшись как-то смелости, я подсел к ней, вооружившись рукописью Ивана Ивановича, и попытался с карандашом в руках объяснить, что она самой судьбой послана мне в спутницы жизни и лучшего кандидата в мужья она вряд ли сыщет, а настроен я весьма решительно и бесповоротно. Для примера я просчитал своих соперников, двое из которых относились к стихии дерева, а двое — к стихии воды. Людмила внимательно меня выслушала, потом спросила:
— Юра, вы что, делаете мне предложение?
— Конечно, — ответил я. — Я очень хочу, Люда, чтобы вы стали моей женой. Обещаю, что буду вам примерным, нежным и любящим мужем. Вы согласны?
— Но мне разрешено будет подумать?
— Конечно, Люда. Однако желательно недолго.
— Вы куда-то опаздываете?
— Нет. Это у меня шутка такая.
— Тогда к чему спешка? Или вы уезжаете?
— Куда? — не понял я.
— Ну, вам видней. Просто впечатление такое создается, — хихикнула она.
— Люда, — сказал я, — признаюсь честно, я чуть живой от страха, я боюсь, что вы мне откажете. Где-то я слышал такую фразу: человеку всегда было легче пожелать, чем отказаться. Не скажу, что я умру тут же, но жизнь без вас я просто не могу представить. У меня есть квартира, есть деньги на машину, я хороший, поверьте. Я просто умоляю вас рискнуть и выйти за меня замуж.