Я не знал точно, но предполагал, что вдвоем мы сможем на все это затратить не меньше десятка лет. Целого десятка! И то если будем относиться к работе по-прежнему, то есть пахать сутками, как звери. Без выходных и проходных… Но одно дело, когда мы с Мишкой ломились в неведомое, и совсем другое — инженерская деятельность. Свидание с Людмилой отодвигалось на все более поздние сроки.
Наконец позвонил Мишка. Я создал «окно» по его указке, и он появился в сопровождении очаровательной молодой шатенки, в которой я с большим трудом узнал Ларису Григорьевну. Теперь еще больше она напоминала мне Людмилу. Я снова загрустил.
— Что ты, солнышко, не весел, что ты головушку повесил? — спросил меня вдруг Мишка. В голосе его явно сквозили игривые нотки.
— Такое чувство, будто меня обокрали. Людмиле нельзя сюда, в будущее, а сделать все, как решили, — отнимет еще лет десять. Я, конечно, понимаю, что в сравнении с вечностью десять лет — ничто, тем не менее…
— Да, — сказал Мишка. — Мы жили бедно-бедно, потом еще беднее, а потом нас обокрали… Сочувствую. Однако выход, кажется, есть: надо нанять группу инженеров…
— А как же секретность? Война на невидимом фронте? Или все это побоку?
— Мы все равно решили начать с 58-го года. Часть из этих инженеров не родится, а остальные все просто забудут. Но, естественно, подписку о неразглашении мы с них все равно возьмем. Ну как?
— А, давай. Пропадать, так с музыкой. Надо как-то объявление дать.
— Мальчики, — спросила вдруг Лариса. — А почему вы все время твердите о 58-м годе? Это что, какой-то решающий рубеж?
— Пятьдесят восьмой? — наморщил лоб Мишка. — А черт его знает, это вон Юрка все туда рвется. Мне так все равно.
— Я же Кубу обещал…
— Можно подумать, что Куб будет помнить.
— А вон, у нас с тобой и документы соответствующие готовы.
— Откуда они у вас? — спросила Лариса.
— Снабдил один инопланетянин. Он тут все время в КГБ работал. Ксива, говорит, не подкопаешься, все подлинное. А 58-й год — ну, нас с Мишкой родители зачинали не позднее — я посчитал на пальцах — где-то середины августа 59-го года, при условии, что мы не недоноски. 58-й год выбран нами с запасом, чтобы эти зачатия отменить.
— Вы же тогда исчезнете!
— Самим боязно, но теория утверждает, что не исчезнем. Вот если нам не удастся помешать — тогда можем и исчезнуть.
— Почему?
— Боюсь, Лариса, сейчас ты еще не поймешь, пускай тебе Мишка попытается на пальцах объяснить, у него это лучше получится.
— Да, Лариса, это такое дело, — сказал Мишка, — что без бутылки ни за что не разобраться. Знаешь, нам с Юркой сколько выпить пришлось, пока чуть-чуть туман рассеялся…
В общем, вскоре мы с Мишкой организовали нечто вроде КБ, где на нас трудились 18 толковых инженеров и дизайнеров. Весь первый этаж дачи инопланетян был отведен нами для конструкторов, рабочие места которых мы оборудовали хорошими персональными компьютерами, связанными как между собой, так и с Интернетом. Какое-то время я опасался, как бы какой-нибудь поганец не заразил наши компьютеры вирусом, потом вместе с Мишкой мы придумали пароль, который, на наш взгляд, разгадать не смог бы ни один землянин, и тогда я смог наконец спать спокойно.
Рыжие боги оставили нам не только богатства, но и надежного человека, который продолжал снабжать нас необходимыми материалами и комплектующими, так что заказы наши по-прежнему исполнялись в кратчайшие сроки. Уже через год были готовы приемная и транспортная будки. Мы испытывали их прямо здесь же. Испытания напомнили нам с Мишкой, как мы испытывали УПМ-1. Радости, правда, в этот раз такой уже не было. Но этап — есть этап. Этот мы преодолели. Теперь этап с дубликатором транспортных кабин. Инженеры наши уже поднаторели, конструировали и вздыхали: себе бы такой. Мы с Мишкой пообещали, что каждый из них получит дубликатор индивидуального пользования (ДИП-1), то есть размерами поменьше. А Мишка — вот гений! — предложил использовать дубликатор как магнитофон, то есть записывать дублируемую вещь на жесткий диск и затем воспроизводить ее с записи. Этим и занялись и вскоре разработали записывающий блок. Воспроизвели пару кабин с записи, испытали и благословили новый дубликатор в серию. По нашим подсчетам таких дубликаторов требовалось не меньше сотни, и это только для нужд России, а если глобально, то не меньше нескольких тысяч, то есть надо было выбирать: либо строить завод, либо новый дубликатор, еще более громоздкий, чтобы в него вмещался дубликатор транспортных кабин. Скрипнув зубами, мы принялись за новое конструирование. А что делать?
Одним словом, мы затратили на подготовку к экспансии около трех лет. За это время мы изготовили: дубликатор универсальный общего назначения (ДУОН-1), дубликатор транспортных кабин (ДТК-1), дубликатор индивидуального пользования (ДИП-1) и «Султан-2», рассчитанный на перемещение грузов и людей общей массой до двух тонн, причем «Султан-2», судя по его возможностям, значительно превосходил установку Озерса. Наконец-то мы могли вздохнуть свободно. Инженеры в качестве зарплаты получили каждый по ДИП-1, и мы расстались, весьма друг другом довольные.
Трое бессмертных, мы предпочитали общество друг друга и устроили вечер втроем, не то прощальный, не то праздничный. Да и обсудить надо было «тет на тет» будущие свершения.
— А знаешь, Лариса, — вдруг пришло мне в голову, — надо начинать с тебя, отправить тебя в прошлое к моменту зачатия, с тем чтобы ты помешала этому событию. Тогда ты сможешь быть абсолютно свободной.
— От чего свободной?
— От петель времени. Ко всему ты сможешь тогда бывать в будущем.
— Разве это так важно?
— Нет, ну я к примеру… Всякое может случиться…
— Боюсь, что это будет трудновато. Я в семье седьмой ребенок.
— Ну вот, расскажешь отцу, какие трудности их с матерью ожидают впереди… Ты с какого года?
— С тридцать четвертого.
— Во-во, впереди тридцать седьмой год, затем сорок первый…
— Да, отца еще на финской убили, в тридцать девятом… Считай, что детства у меня и не было…
— Может быть, нам вообще подойти глобально, — подал свой голос Мишка. — Начнем экспансию с 13-го года или вообще с тысяча девятисотого. Вы же согласны с тем, что наряду с некоторыми достоинствами коммунизм — это вообще-то зло. Причем зло глобального масштаба. В двадцатом веке людей погибло больше, чем за все десять предыдущих веков вместе взятых. И основная масса в России-матушке полегла. За что? За призрачные идеалы, придуманные амбициозными придурками.
— Ну, предположим, Гитлер родился в Германии, — подал я голос.
— Зато Ленин — в России, — парировал Мишка.
— Тогда, мальчики, экспансию надо совершать в середину прошлого столетия, — сказала Лариса.
— Вот именно этого мы с тобой, Мишка, и боялись, — подхватил я. — В мире достаточно людей, которые захотят что-либо исправить в истории. Давайте остановимся на том, что предотвратим наши появления на свет. Иначе мы доберемся до Адама с Евой. Вся история — это история войн и крови и людского стона. Кто нам дал право лишать человечество ее уроков? Я за собой такого права не чувствую. Может быть, вы чувствуете за собой право переписать ее заново? А? К тому же я сильно рискую на всю жизнь остаться холостяком. Людмила при таких катаклизмах может и не родиться. И вообще, мне кажется, что для таких разговоров мы еще слишком мало выпили.
— Действительно, — поддержал меня Мишка. — У Азимова помнишь «Конец Вечности»? Интересно, как они вне времени закреплялись?
— Фантастика, — сказал я пренебрежительно.
— Но там есть и рациональное зерно: если что не так — потомки исправят. Уловил? Будущее многовариантно. А времени у нас много. Мы можем испытать все ветви реальностей и выбрать из них наиболее подходящую, которую и назовем Историей. Ну а если мы ошиблись — потомки исправят. Как ты, Лариса, относишься к потомкам?