Бэттлс лежал на краю выемки за обломками скал. Далеко внизу, у ручья я увидел лошадей апачи, но на склоне ничего не двигалось. Позади Бэттлса Испанец сооружал из камней подобие стены между Роккой и склоном каньона. Он готовил укрепление для последней битвы в самом удобном для нас месте, где земля немного понижалась.
Вдруг из-за скалы выскочил индеец и побежал вперед. Винчестер сам прыгнул мне в руки, я мгновенно навел его и нажал на спуск.
Со склона под самым краем вершины мне хорошо было видно все, что делается внизу. Этот индеец бежал на расстоянии триста ярдов с гаком, да еще внизу, но я нарочно опустил прицел ниже, и пуля попала ему точно в грудь.
Он резко остановился, и Бэттлс успел всадить в него еще две пули, прежде чем он упал, перекатился и остался лежать лицом к солнцу.
В меня принялись стрелять, но пули ложились ярдов за пятьдесят внизу, и я решил, что останусь здесь.
Перестрелка затихла, медленно тянулся день. Испанец согнал лошадей поближе к Рокке. Наша позиция была более выгодной - если только апачи не рискнут атаковать ночью - однако я продолжал думать над тем, что можно сделать. Ведь выход обязательно должен быть.
Меня научил размышлять отец, он снова и снова повторял, что в трудной ситуации всегда надо выбрать время, чтобы поразмыслить "Люди отличаются от животных тем, что умеют думать, - говорил он. - У человека нет ни когтей гриззли, ни быстрых ног оленя, зато у него есть мозги."
В данный момент мы находились в патовой ситуации, но она играла на руку апачам, поскольку у них была и вода, и трава, а у нас - ни того, ни другого.
И я понимал, что апачи больше не станут ждать. Они сами полезут на вершину. Без лошадей они вполне могут сюда забраться, хотя это займет у них много времени. Можно быть уверенным, что к следующему рассвету они поднимутся наверх, и тогда наше убежище станет нашей могилой.
Нам во что бы то ни стало надо уходить, и не мешкая. Нельзя рассчитывать на вечную жизнь, но не стоит и укорачивать ее. Ясное дело, никто не знает часа своей смерти. Вот например, когда мы ушли на войну, один парень из нашей компании откупился и остался дома. Мы все вернулись живы-здоровы, а он был уже покойником: упал с лошади, на которой ездил три года - ее испугал заяц, она прыгнула, а он сломал себе шею. Так что судьбу не обманешь.
Я начал внимательно осматривать местность сверху, понимая, что поднять на вершину всех наших лошадей - безнадежное дело. Во первых, они были крупнее и тяжелее, чем те два мустанга; во вторых, справиться с ними будет тяжелее. Допустим, мы сможем втянуть на нее одну или даже двух, но никогда трех или четырех.
Значит, об этом размышлять не стоит. Нам надо каким-то образом выбраться, спустившись вниз по склону, а это означает, что придется скакать прямо через эту банду апачей.
"Ну-ка, ну-ка," - сказал я себе. Что там, справа? Похоже на поросший кустами песчаный оползень. Кажется, там нет больших камней. Я как можно внимательней рассматривал то место.
Если бы можно было... У меня начала созревать мысль, как выбраться из западни, если не всем, то хоть некоторым из нас, ведь останься мы здесь, ни один не доживет до утра.
Надо спуститься и рассказать друзьям. Только вот сначала разделаюсь с индейцем, который последние полчаса упорно подкрадывается с левой стороны, постоянно переползая, скрываясь за камнями, почти невидимый даже отсюда. Сейчас он двинется...
Устроившись поудобней, тщательно прицелился и стал ждать. Он двинул ногой - я ждал. Он вдруг рванулся вперед, и я нажал на спуск. Индеец упал как подкошенный.
Глава четырнадцатая
Когда я сполз во впадину, на меня взглянул Испанец.
- На твоем месте я бы уже смотался, - сказал он. - Похоже, нам отсюда никуда не деться.
- У меня есть идея, - ответил я ему.
Он изучающе посмотрел на меня.
- Ну, у вас, Сакеттов, иногда появляются неплохие мысли. Я слыхал, что когда кто-нибудь из вас попадает в переделку, остальные тут же бросаются на помощь. Хотелось бы мне сейчас поглядеть на это. Очень хотелось бы.
Джон Джей набивал трубку, он осунулся и выглядел усталым. У меня до сих пор не хватало духу проведать Рокку.
- Что за идея? - спросил Джон Джей. - Я готов принять любую.
- На части склона недалеко отсюда, - сказал я, - нет крупных скал, там растет трава и мелкий кустарник, а песок, который его покрывает, на вид плотный.
- Ну и что?
- Когда стемнеет, забираемся в седла, гоним остальных лошадей вниз по склону в лагерь апачей и уходим.
Бэттлс задумался, а Испанец взглянул на меня.
- И сколько человек, по-твоему, уйдет?
- Может быть ни одного, может быть один.
Бэттлс пожал плечами.
- Хуже, чем здесь, не будет. По крайней мере, мы хоть попытаемся спастись.
- А что с Роккой? - спросил Испанец.
- Лучше ему не становится, так ведь? Сколько шансов выжить он имеет здесь?
- Ни одного.
- В том-то и оно. Значит, поедет с нами. Посадите этого мексиканца на коня, и он доскочит до ада и дальше. Я его знаю. Если Рокка заберется в седло, он останется там, живой или мертвый.
- Ну, ладно, - сказал Бэттлс, - я согласен. Что нам делать?
- Бери свою лучшую лошадь, мы пока нагрузим вьючную - может она не отобьется, а может отобьется. И даже если отобьется, может пойти по нашему следу и догнать. Ты ведь знаешь, как лошади любят компанию.
Мы сидели, жевали вяленое мясо и продумывали детали плана, однако нам не оставалось, кроме как положиться на удачу. Время шло, но, поскольку за нами могли наблюдать, мы не отваживались начать подготовку к побегу. Седлать начнем после наступления темноты, и будем молиться, чтобы индейцы не проникли во впадину, прежде чем наступит ночь.
Когда я подошел к Тампико Рокке, он лежал с открытыми глазами.
- Я все слышал, - сказал он. - Можешь не объяснять.
- Ты как, выдержишь гонку в седле?
- Ты только посади меня на коня - это все, о чем я прошу. И еще пару револьверов.
- Ты их получишь.
Было так жарко, что пот струйками стекал по телу, хотя мы просто сидели и молчали. То и дело кто-нибудь открывал фляжку и долго пил. Решили еще раз поесть, потому что никто не знал, когда выпадет случай перекусить в следующий раз.