Она поморщила свой маленький носик, словно мучительно вспоминая самую важную обязанность, но мысль, видать, от нее уже ускользнула.
– Хорошо, потом что-нибудь еще вспомню. Ты, наверное, Глаша, захочешь спросить меня о зарплате. Ты меня знаешь. Я человек экономный, деньгами разбрасываться не люблю, считаю каждую копейку.
Теперь была моя очередь заглянуть в ее глаза. Не далее как на прошлой неделе (точка отсчета приходится, разумеется, на тот памятный день, когда она сделала мне предложение работать у нее) она купила себе бальное платье – розовую балетную пачку в блестках. За две с половиной тысячи долларов. Причем зная, что никуда в нем никогда не выйдет – имидж не тот. Плюс набор французских кастрюль, которыми тоже никогда не будет пользоваться. Еще дала в долг своей ушлой домработнице пятьсот евро, подарила какому-то бомжу серебряную зажигалку («Глаха, у меня сегодня такое дарительное настроение!»). И это при том, что она постоянно считает деньги, раскладывает по конвертикам: это на еду, это на коммунальные услуги, телефон… Расточительная скряга.
– Первый месяц – испытательный срок с окладом в тысячу евро. А там – видно будет. Да! Вспомнила! Ты будешь контролировать строительство офиса!!!
Про офис она говорила и два года тому назад, но дальше разговоров дело не пошло – слишком много было у нас дел, чтобы отвлекаться на такое сложное и муторное предприятие. Я не могла не напомнить ей об этом.
– Ну и что, что говорила? Значит, эта тема сидит у меня в одном месте, как заноза. Мне трудно одной, понимаешь? Люди обращаются ко мне за помощью, а я физически не в состоянии им помочь – я не могу разорваться сразу на двадцать судебных процессов…
– Но ты разрываешься… К тому же, не забывай, тебе за это деньги платят. И немалые. И не один адвокат мечтал бы оказаться на твоем месте.
– Глаша, какая ты, однако, алчная!
Я прикусила губу, ведь я имела свой процент от гонораров, не считая твердого оклада.
– Я не алчная, просто у меня мечта.
– Да знаю я твою мечту – хочешь собственную квартиру. Ну зачем она тебе? Я же сняла тебе квартиру рядом с собой. А что? Очень даже удобно. Ты всегда под рукой. Причем это я оплачиваю ее, ты не забыла?
– Не забыла, – я взмахнула ресницами. – Но это чужая квартира. Я не могу отремонтировать ее по своему вкусу… Я знаю, что все там не мое… Лиза, да что я объясняю тебе прописные истины?
– Ну так что же ты еще не купила себе свою, собственную квартиру?
– Откуда у меня такие деньги?
– А банки на что? Идешь в банк, берешь кредит…
– … и выплачиваешь двадцать лет двойную сумму. Я не хочу. Хочу сама накопить и купить.
– Тогда почему же еще не купила? Знаешь, сколько я заплатила тебе за те два года, что ты у меня работаешь?
И тут она, кряхтя, как старая развалина, поднялась с мягчайшего дивана, добралась до шкафа, достала оттуда тоненькую папочку, раскрыла ее и положила на стол листок.
– Вот, считай сама…
Я была потрясена тем порядком, который царил, оказывается, в документах Лизы, человека, который, как мне всегда казалось, все сложное, муторное, связанное с ведением своих дел, оставляет на завтра…
И я увидела цифру, от значения которой мне стало плохо: из комбинации шести четко прорисованных цифр вырисовывалось аж две квартиры!
– Ты, Глаша, транжира, – подытожила Лиза и, вернувшись на диван, снова закинула ноги на столик. – Вот и весь расклад. Я бы на твоем месте попросила верного человека, меня, к примеру, откладывать часть твоих денег, то есть попросту прятать их от тебя, не давать тратить. И к концу года мы бы собрали для тебя нужную сумму. А тебе какую квартиру надо: трехкомнатную или, как у меня, – пятикомнатную?
– Можно и двух, – нервно сглотнула я.
– По рукам. Значит, начиная с сегодняшнего дня, я выплачиваю тебе лишь часть причитающегося тебе вознаграждения, идет? А остальное кладу на твой счет с условием, что ты не будешь оттуда ничего снимать.
Она повернула голову в мою сторону, потом сказала обреченно:
– Все равно снимешь. Поэтому я просто не дам тебе твои деньги, а спрячу в свой сейф. Ну как? Ты еще хочешь свою квартиру?
Мысль о том, что мои денежки будут томиться в ее сейфе, вызвала головную боль.
Клавишные прыжки нарастающего звучания регтайма вывели меня из задумчивости – так проявлял себя телефон Лизы. Ее рука машинально схватила трубку – жест привычный, хорошо отлаженный, как механизм. Кажется, Лиза родилась с этим порывистым, точным движением – она находила трубку молниеносно и безошибочно, где бы та ни лежала.
Пока Лиза слушала трубку, я наблюдала за выражением ее лица. Вообще-то особо эмоциональным человеком ее назвать было трудно. Эта ее черта проявлялась исключительно в делах сердечных. Зачастую работа адвоката связана с трагедиями – убийствами, смертями и тому подобными тяжелыми для человеческого восприятия вещами, я не раз видела выражение лица Лизы в момент, когда клиент рассказывал ей о своем горе, но ни разу на ее лице не было ужаса, кошмара. Сейчас же она так широко распахнула глаза, словно перед ее внутренним взором возникло ночное кладбище с покачивающимися крестами и выбирающимися из могил стонущими и матерящимися мертвецами.
– Хорошо, Вадим, я приеду. Завтра утром. Непременно. Прими мои искренние соболезнования. Да-да, адрес я помню…
– Кто-то умер? – спросила я осторожно.
– Боже, какая ужасная смерть! – прошептала, глядя на меня немигающими глазами, Лиза. – Вот ужас-то!!! Бедная Маша!
Потом, тряхнув головой, она пришла в себя и уже более спокойно объяснила мне, любопытной:
– У меня есть одноклассник. Его зовут Вадим, фамилия Орешин. Он живет в Иловатске, знаешь, город-спутник в пятидесяти километрах от нас… Представляешь, вчера ночью его жену, Машу, загрызли насмерть бродячие собаки…
– Прямо в городе? – зачем-то спросила я, как будто это что-что меняло в данной ситуации. Машу-то все равно не вернуть. Но смерть действительно ужасная.
– Я не совсем поняла. Завтра поедем с тобой туда. Одна я не могу – боюсь.
Я ей старалась никогда не возражать – себе дороже. Тем более что она на самом деле выглядела потрясенной.
– Знаешь, что еще он сказал? Одну странную фразу: не пойму, говорит, как она оказалась в Чернозубовке… Он произнес эту фразу, как мне показалось, неосознанно, как скороговорку… Я даже не уверена, что он понял, что разговаривал именно со мной. Скорее всего, перед ним просто лежала записная книжка, и он, водя пальцем по строчкам, обзванивал всех подряд… Бедный Вадим, как же мне его жалко… Они были такой замечательной парой. Глаша, так мы едем завтра? Ты же не бросишь меня?
Я кивнула, хотя вряд ли Лиза увидела это мое кивание – она находилась в это время где-то далеко, вероятно, в Иловатске или в какой-то Чернозубовке.
Что ж, подумала я тогда, план на завтра обрисовался – поедем на похороны. Я присела рядом с Лизой в ожидании ее дальнейших указаний.
– Глаша? – Она медленно погружалась в дрему. – Ты иди. Отдыхай. Передавай привет Адаму.
– Когда поедем?
– Разбуди меня в семь. Мне надо будет поработать над документами, себя привести в порядок, сделать несколько важных звонков и дождаться одного клиента, который должен привезти деньги.
– Деньги – это хорошо, – вздохнула я.
– Так мы договорились, что я буду копить для тебя твои же деньги? – вдруг довольно бодрым голосом произнесла Лиза.
– Да… – Я снова вздохнула.
– Не вздыхай, все будет хорошо, и мы поженимся. – Это была ее любимая поговорка, которая меня почему-то раздражала.
– До завтра.
Я поднялась и решительно направилась к выходу. Мне не терпелось увидеть Адама.
Глава 2
Она не знала, как назвать то свое состояние, в котором находилась последнее время, быть может, это и было счастье? Ей было хорошо, тепло, сытно, удобно, комфортно, радостно, хотя немного тревожно и даже страшновато. Но все негативные эмоции она связывала с новизной ощущений и того образа жизни, на который она сама добровольно согласилась.