Это был не вопрос, а утверждение.
— Да, — согласилась она. Голос ее был тих.
— Все слова оставили меня, Шарра, — сказал Ларен. — Сегодня, если смогу, я спою для тебя «видение». Видение о мире, когда-то пустынном, а потом заполненном нами и нашими детьми. Я мог бы предложить тебе это. В моем мире есть и красота, и чудеса, и тайны, были бы глаза. Если ночи будут злыми, что ж, люди видели страшные ночи в других мирах и в другие времена. Я любил бы тебя, Шарра, так сильно, как только могу, и старался бы сделать тебя счастливой.
— Ларен… начала она, но он остановил ее взглядом.
— Нет, я мог бы сказать тебе так, но не скажу. Я не в праве. Кайдар сделал тебя счастливой. Только самовлюбленный дурак мог бы просить тебя разделить моя страдания. Кайдар — огонь и смех, я же — дым, печаль и песни. Я слишком долго был одинок, Шарра. Душа моя окрасилась в серый цвет, и я не хотел бы омрачать твою жизнь. Но все же…
Она взяла его руку, подняла и быстро поцеловала. Затем положил голову на его плечо.
— Попытайся пойти за мной, Ларен, — прошептала она, — держи меня за руку, когда мы будем проходить Врата, и, возможно, темная корона защитит тебя.
— Я сделаю все, что ты хочешь, но не проси меня поверить в это. — Он вдохнул. — За твоими плечами несчетное число миров. Шарра, и я не вижу конца твоему пути. Он не здесь, это я знаю. Может, это и к лучшему. Я не знаю, умру ли когда-нибудь. Я смутно помню любовь, кажется, она никогда не бывает долгой. Ведь мы оба бессмертны и неизменны — как бы мы спаслись от скуки? Может быть, возненавидели бы друг друга? Я не хочу этого, — он взглянул на нее и печально улыбнулся. — Думаю, ты знала Кайдара недолго, и поэтому любишь его. В конце концов, может это лишь хитрость с моей стороны, найдя Кайдара, ты можешь потерять его. Когда-нибудь огонь исчезнет, любовь моя, и волшебство умрет. И тогда ты вспомнишь Ларена Дора.
Шарра тихо заплакала. Ларен обнял ее, поцеловал и мягко прошептал:
Нет.
Она тоже поцеловала его, и они безмолвно прижались друг к другу.
Когда угас последний пурпурный луч, они поднялись. Ларен крепко обнял ее и улыбнулся.
— Я должна идти, — сказала Шарра. — Должна. Но уходить трудно, Ларен, поверь.
— Верю, — ответил он. — Я люблю тебя потому, что ты уходишь. Потому, что не можешь забыть Кайдара, и не забываешь обещания. Ты — Шарра, Та, Что Идет Через Миры. Мне кажется, Семеро должны бояться тебя много больше, чем такого жалкого бога, как я. Если бы ты была иной, я не стремился бы к тебе так сильно.
— Когда-то ты говорил, что полюбил бы любого.
Ларен пожал плечами:
— Ты сама ответила. Это было очень, очень давно.
Они вернулись в замок до наступления темноты. Настал миг последнего ужина, последней ночи, последней песни. Они не спали до рассвета, и Ларен вновь пел для нее. Хотя песня-видение была не такой прекрасной, как прошлые: бесцельная, хаотичная баллада о похождениях чудесного менестреля в каком-то неописуемом мире. Шарра едва улавливала смысл песни, да и Ларен пел равнодушно. Мысль о скорой разлуке мучила их.
Он покинул ее на рассвете, обещая встретить во дворе замка. Когда она пришла, Ларен уже ждал. Он улыбнулся холодно и спокойно. Он был во всем белом — узкие брюки, рубашка с широкими рукавами. Большой тяжелый плащ бился и хлопал на ветру. Пурпурное солнце пятнало его своими лучами.
Шарра подошла к нему и взяла за руку.
Она одела куртку из толстой кожи, на пояс повесила нож в ножнах. Ее волосы, черные как ночь, с мелькающими золотыми искорками, развевались свободно, как его плащ. Темная корона была на месте.
— Прощай, Ларен, — сказала она. — Я бы хотела подарить тебе больше.
— Ты и так дала мне много. На долгие грядущие века. Я буду помнить. Я буду измерять время тобой, Шарра. Однажды взойдет солнце, и цвет его будет голубым. Я посмотрю на него и скажу: «Да, солнце стало голубым с тех пор, как ко мне приходила Шарра».
Она кивнула.
— И я обещаю. Когда-нибудь я найду Кайдара. И если я освобожу его, мы вернемся и объединим мою корону, огонь Кайдара и твои песни против тьмы Семерых.
Ларен пожал плечами:
— Хорошо. Если меня здесь не будет, я оставлю тебе послание, — сказал он, скрывая за улыбкой муку.
— Ну, а теперь Врата. Ты сказал, что покажешь их мне.
Ларен повернулся и указал на самую низкую башню, закопченное строение, в котором Шарра не была ни разу. В основании башни чернела широкая деревянная дверь. Ларен вытащил ключ.
— Здесь? — удивилась она.
— Здесь, — подтвердил Ларен. Они подошли к двери. Пока Ларен справлялся с замком, Шарра в последний раз оглянулась.
Башни выглядели унылыми и мертвыми, внутренний двор казался заброшенным, а между высокими ледяными горами темнел пустынный горизонт. Тишину нарушал лишь скрип замка, а неподвижность — ветер, играющий пылью во дворе и раздувающий пламя серых знамен на башнях. Шарра содрогнулась от нахлынувшего одиночества.
Ларен открыл дверь. За ней не было ничего, кроме стены колеблющегося тумана. Тумана без цвета, звука и запаха.
— Ваши Врата, моя госпожа, — сказал певец.
Шарра всмотрелась в непроницаемую завесу, как делала несчетное число раз. Каков будет следующий мир? — спрашивала она себя. Может быть, там она найдет Кайдара. Она почувствовала на своем плече руку Ларена.
— Ты колеблешься? — тихо спросил он.
Рука Шарры сжала рукоять ножа.
— Стражи, — внезапно поняла она. — У Врат всегда есть стражи и ты…
Ларен вздохнул:
— Да. Одни пытаются разорвать тебя на части, другие — околдовать, третьи — обмануть, указав ложную дверь. Одни препятствуют тебе оружием, другие — цепями, третьи — ложью. А есть один, который пытался остановить тебя любовью. Однако все это время он не лгал и не пел лживых песен.
И безнадежно пожав плечами, Ларен протолкнул ее через Врата.
Нашла ли она его, своего любимого, с огненными глазами? Или все еще ищет? Что за стражи предстанут перед ней?
Когда она идет ночью, чужая в чудом мире, есть ли на небе звезды?
Не знаю, Ларен тоже, наверно, даже Семеро не знают. Они сильны, но не вся сила в их руках, а миров больше, чем они могут счесть.
Есть девушка, идущая из мира а мир. Путь ее теряется в легендах. Может, она мертва, а может и нет. Новости редко переходят из мира в мир и не все правдивы.
Но мы знаем: в замке под пурпурным солнцем ждет одинокий менестрель. Ждет и слагает о ней песни.