Его голос снова стал печальным. Темнота прокралась в комнату, она наполнила воздух мраком и молчанием. Еда остыла, и Шарри уже не видела лица Ларена на расстоянии разделявших их пятидесяти футов. Тогда она встала, подошла к нему и непринужденно села на край стола рядом с его креслом. Ларен приветливо улыбнулся, и тотчас же, словно от порыва ветра, все факелы вдоль стен вспыхнули с удвоенной силой. Он предложил ей вина, и ее пальцы помедлили расставаться с его рукой когда она брала бокал.
— То, что ты рассказал… У меня тоже было такое, — медленно проговорила она. — В теплые дни, когда вокруг не было людей, нам нравилось вдвоем на берегу мне и Кайдару.
Она запнулась, глядя на него.
Его глаза стали холодными и колючими.
— Кайдар?
— Да. Он бы понравился тебе, Ларен. И думаю, что и он бы смог полюбить тебя. У него были рыжие, почти красные волосы, широкие плечи, и огонь горел в его глазах. Он обладал властью, гораздо большей, чем моя. И имел такую же волю. Они взяли его однажды ночью. Но не убили. Только унесли прочь от меня и из нашего мира. В тот день я поклялась, что найду его. Я знаю многие ворота, на мне темный обруч, и Семерым не так-то просто остановить меня.
Ларен выпил вина, его взгляд был прикован к пламени факелов.
— Существует бесконечно много миров, Шарри.
— Что ж, у меня достаточно времени. Ведь я не старею, Ларен. Мы были вместе очень недолго, но Кайдар открыл мне счастье. То, к которому Семеро не имеют никакого отношения. Мне было радостно смотреть на него, чувствовать его руки и видеть, как он смеется.
— Да. — Ларен Дор улыбнулся, но было что-то горькое и вымученное в его улыбке. В воздухе повисло молчание.
Шарри первая нарушила его.
— Мы, кажется, слишком далеко ушли от того, с чего начали. Ты так и не сказал, почему твои окна закрываются на ночь.
— Ты прошла много дорог, Шарри. Ты ходишь между мирами. Видела ли ты миры, в которых нет звезд?
— Очень часто, Ларен. Однажды я видела пустынный безлюдный мир, над которыми тлело остывшее солнце, а небо ночью казалось черной бездонной пропастью. Я видела землю хмурых уродливых шутов, где не было неба, и раскаленное солнце шипело и шкворчало в океане. Я бродила по торфянистой местности, поросшей вереском, и встретила там угрюмых волшебников, которые каждое утро зажигали радугу, чтобы осветить свою лишенную солнца землю.
— В этом мире тоже нет звезд, — сказал Ларен.
— И что… Именно это пугает тебя так сильно?
— Нет. Но существует нечто иное. — Он взглянул на нее. — Ты хочешь увидеть?
Она кивнула.
Столь же внезапно, как они и зажглись, все факелы в зале разом погасли. Комната утонула во мраке. Шарри взглянула через плечо Ларена. Каменная стена рассыпалась, высвобождая проем окна, в который с улицы проникал серый зыбкий свет.
Беззвездное небо было почти черным, но даже на этом темном фоне Шарри различила медленно движущуюся тень. Свет исходил от нее. Пыльный двор, зубчатая стена и серые знамена отчетливо вырисовывались под ее свечением. Девушка перевела взгляд наверх.
Нечто за стенами башни в упор смотрело на нее. Оно было величиной с гору и занимало половину неба. Оно имело грубые человеческие очертания, и хотя давало свет, рассеивающий темноту, Шарри вдруг поняла, что это была тьма по ту сторону тьмы. На тени было подобие капюшона и длинный плащ, а ниже нее расстилался мрак, более зловещий, чем мрак могилы. Единственными звуками были дыхание Ларена за ее спиной и биение ее собственного сердца. Но в своей голове Шарри слышала громкий дьявольский смех.
Эта тень на небе смотрела на нее и внутрь нее. Шарри почувствовала холодный мрак в своей душе. Ее тело словно оцепенело, и она не могла отвести взгляда, а тень все стояла и не уходила. Внезапно что-то внутри нее дрогнуло, и из чрева горы протянулась рука. На ладони стоял крошечный человечек, с огненными глазами, который корчился, кричал и взывал к ней.
Шарри вскрикнула и отвернулась. Когда она взглянула назад, окна уже не было. Все та же стена из серого камня, на ней по-прежнему горели факелы, а хозяин держал ее за плечи.
— Это не более, чем призрак, — мягко сказал он, нежно гладя ее волосы.
— Раньше я испытывал себя ночами, — добавил он больше для себя. — Но тщетно. Всякий раз они были там наверху, все Семеро и наблюдали за мной. Я видел их слишком часто, светящихся тусклым светом на фоне темного неба. Они всегда держали тех, кого я любил. Теперь я уже не смотрю. Я скрываюсь внутри и пою свои песни, а мои окна сделаны из ночного камня.