Естественно, выжидать всех Костя не стал и вновь заглянул в нужный кабинет. Полине было неудобно перед такими же беременными и пожилыми женщинами. Она источник своей боли сама создала, а вот другие…
— Иди сюда, — махнул рукой Догов и завел её в кабинет.
Доктор заканчивала печать заключение, а медсестра взяла её направление. Догов топтался возле дверей, когда её попросили лечь на кушетку.
— Сколько недель?
— П-почти двадцать.
Полина посмотрела на Костю, который вдруг понял, что зря топчется здесь.
— Я выйду.
— Можете остаться, папаша.
От этих слов Костя нахмурился, глядя на молчавшую Полину. Она вдруг поняла, что не может вымолвить и слова.
У Кости не было бахил, он снял ботинки, подошел ближе, и только тут до Полины дошло, что ей придётся задирать платье. Догов честно не смотрел в её сторону. То себе под ноги, то на экран.
Она вздрогнула, когда холодный гель коснулся оголённой кожи. Датчик слегка надавил на живот, и Полина часто задышала.
— Видели уже малыша? — поинтересовалась врач, и когда Полина кивнула, поняла, что спрашивают у Кости, который хрипло ответил:
— Нет.
Ему показали и ручки, и ножки, и голову, объяснили, что всё отлично и патологий пока не наблюдается.
Полина тихо всхлипнула, глядя, как Костя неотрывно скользит взглядом по темно-серому экрану, а уголки его губ слегка приподнимаются.
«Он должен знать», — промелькнуло в мыслях Полины.
С её стороны не сказать ему даже сейчас, было бы жестокостью и детской обидчивостью.
— Поднимайтесь.
Полина с трудом перевернулась на бок, когда Догов оказался рядом, помогая ей.
— Вытрись хорошо, — посоветовал он, отведя взгляд.
И только тогда Полина поняла, что подол её платья остался задранным.
Наспех протерев живот салфеткой, она привела себя в порядок, поблагодарила врача и медсестру, и постаралась быстрее покинуть кабинет.
Хорошо, что боль стала терпимее, и она смогла купить выписанные врачом таблетки.
Костя не отходил ни на шаг, будто они всё ещё женаты. А его тепло и дыхание за спиной топило лёд её одиночества.
— С-спасибо, Костя, — вздохнула Полина, так и не найдя в себе силы рассказать ему обо всём сейчас.
Не казалась ей ситуация подходящей. Его реакцию предугадать у неё не получалось, а она не была готова ни к чему, чувствуя себя уставшей и разбитой.
— Почему даже сейчас не позовёшь его? — допытывался Догов, как будто хотел увидеть «её мужика».
— А… я потом ему сообщу.
Не соврала — не договорила.
Догов усмехнулся, облизнул губы, подойдя к ней близко и чуть склоняясь.
— Лучше ему быть рядом, иначе я займу его место.
То ли пообещал, то ли пригрозил он, но сердце Полины зашлось как в крутом пике. Не хватало ей в придачу ко всему еще и борьбы с ветряными мельницами.
Глава 7
Костя и не понял, зачем сказал это.
Займёт место?
А ему, вообще, можно?
Судя по удивлённому взгляду Поли, она задавалась тем же вопросом.
— Не говори глупостей, Костя, — тихо пробормотала она, — мы уже… всё.
Окончание фразы было произнесено настолько обреченно, что поговорка «в одну реку дважды не войдешь» приобрела определенный смысл.
Костя её понимал, но сам то ли по инерции делал всё, что делал, то ли от щемящей пустоты в груди, от которой даже в ушах свистело.
Он тяжело вздохнул и не стал ничего говорить. Хватит на сегодня глупостей.
Проводил её до дверей, дождался, когда увидит силуэт у окна на кухне, и только после этого уехал.
Даже в их провинциальном городке в определённые часы на дорогах можно было встрять в пробку. Конечно, не в такую многокилометровую, как в столице, но минут тридцать точно придется простоять.
Так и Костю угораздило попасть в тяжелую развилку в час пик. Но, может, это и хорошо. В голове кружился рой мыслей, которые требовали рассортировки.
Особенно это касалось Полины.
Ладно, их первая встреча в магазине произошла благодаря стечению обстоятельств, но вот все последующие — его инициатива.
Её беременный живот странно завораживал. Догов отчего-то ни разу не представлял её такой, даже когда женились, о детях не думал вовсе.
При их первой встрече она ему показалась ведьмой. Самой настоящей. Волосы иссиня-черные, черты лица броские, губы яркие и эти пронзительные, даже не зеленые, нет, а какие-то бирюзовые глаза.
И Костя помнил, о чем подумал в тот момент: «Моя».