В тот вечер Манфред, расслабившись, начал говорить о замках на берегах реки Неккар в Баден-Вюртемберге.
Теперь подготовка коммандос была завершена. Осталось решить единственную проблему: найти врача. Хайнц Прост, истинный солдат, думал прежде всего о деловых качествах. И он знал, что бойцу легче сражаться, если он чувствует, что кто-то за его спиной готов оказать ему помощь в возможном лечении и восстановлении к полноценной жизни. После долгих раздумий Клаус Штюмме остановил свой выбор на Гюнтере Грабере, враче из его бывшего танкового полка.
Между ними состоялся эмоциональный разговор.
Клаус изложил суть дела. Гюнтер рассмеялся:
— Давай говорить серьезно, Клаус. Я военный, а не певец кабаре… В этом нет смысла. Ты себе можешь представить, чтобы индейцы на тропе войны играли роль миссионеров?
— Ты слишком раздражен… А ведь знаешь, что восемьдесят парней нуждаются в тебе… И еще, когда летнее наступление закончится, наша победа будет не за горами.
— Знаешь, я слышу это каждый день… разве что не от парней, которые получили под зад у Москвы… Уверяю тебя, у них не возникает вопросов о победе в войне.
Затем Гюнтер вздохнул и добавил:
— В конце концов… я все равно постараюсь быть солдатом, потому что предпочел бы спасти одного человека из восьмидесяти, чем видеть, как погибают десятки людей, для которых я ничего не могу сделать.
Приказ по дивизии поступил в начале марта. Роте предстояло двигаться на восток. Коммандос обеспечивали безопасность войск, начав патрулирование вдоль всей дороги к городку и станции железной дороги Навля. Отряд отправился из деревни Плоское до выступления главных сил — в двенадцать часов.
В два часа после полуночи четыре взвода коммандос исчезли в ночи. Четыре разных маршрута позволяли им соединиться в первом пункте сбора.
Хайнц и его взвод получили после жеребьевки самый трудный путь. После выхода из села они должны были пересечь простреливающуюся долину, подняться на гряду, которая большим полукругом пересекала главную дорогу, и выйти к высоте в пункте сбора. С самого начала отряд преследовали неприятности. В возбуждении люди шли слишком быстро и взмокли. Большой Мартин провалился в яму под снегом, откуда пришлось выбираться.
На карте лесная дорога не была обозначена. Скорее, это была просека в лесу, и только Карл Вернер, лесоруб, шедший впереди, интуитивно находил направление, ориентируясь среди деревьев.
Справа от дороги начался березовый лес. У фон Ритмара было ощущение, что он видит фотографический негатив, когда все представляется наоборот: чахлые, светлые стволы, белая земля, черное небо. Он резко переключил мысли на Гомель, и его охватил иррациональный страх, который нарушал привычную размеренность хода. Он рванул вперед быстрее, чем обычно, с открытым ртом, сбил дыхание и в попытке избавиться от этого состояния, знакомого всем спортсменам, стал считать шаги на каждый вдох и выдох.
Через три часа четыре взвода увидели крыши Лубрянки. В принципе деревня была «лояльной», но Хайнц и Клаус опасались часто поспешных оценок разведки, решив обойти дома фланговыми взводами, то время как их собственные взводы выслали разведчиков.
Крыши домов по-прежнему едва выделялись на фоне неба, и видимость оставалась ограниченной, несмотря на подсветку от снега. Такая панорама предстала перед Клаусом, когда он смотрел в бинокль.
Солдаты рыли одиночные окопы, тогда как взвод разведки в белых маскировочных халатах отправился в деревню. Людвиг решил поиграть в разведчика, полагая, что в новом месте неплохо бы опередить товарищей в поисках чего-нибудь пожрать и выпить. Это было его целью номер один. Неплохо, конечно, сделать это с девочками. Впрочем, если подхватишь гонорею или сифилис, то это легко не проходит. Именно Людвиг увидел лошадей под навесом у избы. Лошади были в данный момент в дефиците. Армия быстро реквизировала лошадей на занятой территории, поскольку они представляли собой единственное надежное транспортное средство. Так что наличие в деревне лошадей нельзя было признать делом обычным. Людвиг приказал трем другим разведчикам оставаться на месте и наблюдать, пока он вернется к капитану Штюмме, чтобы доложить о своей находке.
Когда прибыл Людвиг, у Клауса был Хайнц.
— Обнаружены лошади, господин капитан… В доме слева, у самой середины главной улицы… Помимо этого ничего нет — ни звука. Часовых я не видел, и это неудивительно.
Хайнц попросил Людвига начертить все, что он видел. Черчение было одним из хобби Людвига. Он всегда носил с собой небольшой альбом для чертежей вместе с карандашом.
— Пока ничего не ясно… Надо продолжать разведку и окапываться… Предупредить Манфреда и Байера… Отправляйтесь через пятнадцать минут.
Оба офицера сверили часы.
— А часовые, господин капитан… Невозможно, чтобы там ничего не было…
— Я займусь этим.
Пока Хайнц — который должен был подать сигнал тревоги — пошел устанавливать пулеметы на позиции и отдавать приказ об атаке рассыпным строем, Клаус внимательно просматривал сельскую улицу через бинокль. Людвиг прав: должны быть часовые.
Его глаза охотника изучали улицу и дома метр за метром. Он ощущал себя в хорошей форме, по крайней мере, на войне! Прикинул, что можно сделать, чтобы скрывать где-нибудь часовых. Не слишком далеко от лошадей, в месте, где хорошо просматривалась дорога. Несколько деревьев, которые он видел, были слишком оголены, чтобы укрыть кого бы то ни было. Оставались крыши и их закраины. Он осмотрел каждый дом. Ничего необычного. Имелся колодец, но он так вписался в пейзаж, что был почти не заметен. Это был обыкновенный колодец с журавлем, устремленным к небу. По краям каменный бордюр. При внимательном рассмотрении колодец показался в чем-то необычным. Очевидно, у края колодца, слившись с ним, укрывался часовой. Совсем не глупо. Клаус посмотрел на часы: еще девять минут до сигнала. Повернулся к Людвигу:
— Сообщи лейтенанту Просту. Я обнаружил дозорного. Намерен нейтрализовать его, затем воспользуюсь проходом, который ты сделаешь. Пусть нас прикроют. Потом мы займем позицию у угла колодца. Вот, возьми мой бинокль, он мне мешает.
Клаус начал ползти по снегу, держа в поле зрения колодец. Примерно через сорок метров он настиг трех разведчиков и объяснил им, что нужно делать. При отсутствии непосредственной опасности допускалось использование только кинжала.
Слева Клаус заметил небольшую изгородь и направился к ней. Он намеревался обойти колодец так, чтобы русским не удалось его заметить и поднять тревогу. До сигнала к атаке оставалось мало времени, и он, несмотря на промокшую одежду и возбуждение от охоты, ловко и осторожно продвигался по снегу. В мертвой зоне у колодца он слегка поднялся, чтобы двигаться быстрее.
Прежде всего, он увидел какой-то продолговатый кузов, набитый, как ему показалось, соломой. До русского будет добраться нелегко.
Клаус приблизился и тихонько постучал по кузову. В ответ послышался непонятный хрип. Постучал снова. Задняя часть кузова открылась. Высунулись две ступни, затем ноги целиком. Клаус ждал, занеся руку с кинжалом. Когда из кузова показалась верхняя часть туловища русского, то прежде, чем он смог повернуться, Клаус нанес сильный удар.
«Это труднее, чем я полагал», — подумал Клаус. В тот же момент в небо взвились ракеты, и он поспешил укрыться.
По улицам в ряд застрочили ручные пулеметы, они вели прицельный огонь длинными очередями. Встревожились и заржали лошади. Из многих изб выбегали вооруженные люди. Они прижимались к оградам, затем бросались на землю. Поскольку русские не ожидали нападения с востока, они начали уходить в этом направлении. Однако в то же время на заснеженном поле поднялась с автоматами наперевес группа во главе с Хайнцем, атакуя деревню. Русские немедленно установили пулемет на углу дома. Клаус заметил опасность, пустил ракету и не спеша открыл огонь. В него бросили гранату. Из предосторожности он нагнул голову, но до гранатометчика было слишком далеко. Он дал еще три очереди, и пулемет замолк.