Бесчисленные гастроли продолжались, и Брайан теперь редко бывал дома — как, впрочем и вся группа. Домом его стал, как уже говорилось выше, апартамент №13 по Честер-стрит, Белгравия — очень роскошная и шикарная квартира. У Брайана была квартира на первом этаже, которую он снимал теперь вместе с другом Майком Джексоном. В квартире наверху жили два участника группы “Pretty Things” — вокалист Фил Мэй и экс-«Роллинг» Дик Тейлор. Некоторое время частным гостем на Честер-стрит была Линда Лоуренс. Она по старой памяти приходила повидать Брайана, и первое время он радовался ее визитам. Но потом они начинали ругаться, и Фил с Диком часто слышали звуки криков, обычно заканчивавшиеся хлопанием дверей. Линда считала, что новые компаньоны Брайана чрезвычайно плохо влияли на него — спаивали и приучали к богемному образу жизни. Впрочем, в апреле и мае личные проблемы Брайана заняли в его жизни второстепенное место, так как группа без устали снималась на телешоу в Германии, а затем два дня выступала в Париже. После Парижа «Роллинги» вернулись в Штаты ради еще одного турне, записавшись по ходу дела в телепередаче “Shindig” с Джеком Гудом и на шоу Эда Салливана. Последний раз, когда они появились там в 1964-м, Салливан пообещал, что они никогда к нему не вернутся. Но так как “The Last Time” достигла 8-й позиции в «Биллборде», он не смог удержаться от искушения, и 2 мая снова представил «Роллингов» зрителям. Прождав своего выхода 8 часов, они теперь пошли на компромисс, более-менее приведя себя в порядок. Но взрослых американцев это по-прежнему не порадовало. После шоу Салливан послал «Стоунз» телеграмму, в которой говорил, что получил сотни звонков от обескураженных родителей. Но он добавил также: «Я получил и тысячи звонков от тинейджеров, которые восхваляли вас!» Эд великодушно пожелал им всего наилучшего в их гастролях.
Это было турне, в котором группе пришлось столкнуться еще с одной темной стороной концертной жизни. Однажды за кулисами к Брайану пристал угрожающего вида полисмен с настоятельной просьбой подписать пластинку «Стоунз» — в противном случае он пообещал выстрелить ему в голову. Не желая быть обозванным «длинноволосой девчонкой», Брайан повиновался. В определенных городах копы ждали, пока истерия поклонников не достигнет своего апогея, и только потом предлагали свою помощь группе за приличные деньги. Взятки тогда были большим бизнесом для тех, кто был обязан защищать рок-группы по долгу своей службы.
Отношения «Роллингов» с полицией были, надо сказать, плохими во всех странах. В Онтарио полисмены остановили шоу всего через 15 минут после начала, а затем выключили все освещение и усилители. Чувствуя себя виноватыми перед разочарованными фанами, «Роллинги» вступили в конфронтацию с полицией. На следующий день все газеты обошли заголовки: «Жестокие и грубые «Роллинг Стоунз» выкрикивали оскорбления в адрес блюстителей правопорядка». На этот раз газетам не удалось отпраздновать победу. Канадские тинейджеры осадили своими звонками все местные радиостанции, защищая своих идолов и обвиняя во всех грехах свою национальную полицию.
А потом группа вернулась в Британию. В середине июня прошло маленькое турне по Шотландии. В ту ночь, как они отыграли в Абердине, друг Брайана и его сосед по квартире Дэйв Томпсон стал «лже-Брайаном»: Брайан дал ему свой пиджак после концерта, чтобы его приняли за него. Удирая от толпы, бегущей за ним по пятам, Дэйв еле успел залезть в уезжающий фургон, в то время как Брайан скрылся в неизвестном направлении.
В следующем месяце Брайан, Билл и Мик первый раз в своей жизни предстали перед судом, чтобы выслушать обвинения по поводу недавнего инцидента у автозаправки. «Длинноволосые монстры» и «Так вести себя нельзя», — таковы были заголовки в прессе, но судья всего-навсего оштрафовал каждого на 3 фунта. Об этом факте не было объявлено во всеуслышание, так как судебное преследование было организовано не полицией; это была частная акция мистера Кили и хозяина заправки Эрика Лавендера. Их имена были изъяты из прессы во избежании мести со стороны фанов. Однако всеобщая шумиха, поднятая процессом, только усугубила негативное отношение общественности к «Роллингам». С того момента им начали отказывать в приюте почти в каждом придорожном отеле или кафе, и группе приходилось останавливаться на грузовых станциях и на станциях техобслуживания, где они встречались с людьми, которые презирали их больше всего на свете. Все пятеро «Стоунз» страдали от нападок, но без сомнения, Брайан — больше всех.
Но порой он еще мог стойко переносить испытания. Однажды Брайан и журналист Рэй Коулмен собрались пообедать в роскошном лондонском ресторане, как вдруг презрительный официант, не в силах скрыть свою неприязнь перед Брайаном, выдал ему: «Вам кофе, мадам?», — злобно уставившись на его прическу. Это был «электрический» момент. Брайан был чувствительным человеком, часто выказывавшим злобу, и Рэй ожидал, что он, по крайней мере, ударит официанта по лицу. Но Брайан, показывая великодушие и слишком уважавший себя, просто засмеялся: «Это очень весело, друг! В каком фильме ты снимался?»
Спустя несколько месяцев после расставания с Брайаном Линда отправилась в Париж с его друзьями — Робертом Фрэйзером и режиссерами Дональдом Кэммелом и Кеннетом Энгером. Здесь она познакомилась с юной фотомоделью Анитой Палленберг. Дональд и Кеннет знали Аниту лично. Она пришла к ним с визитом, и они представили ее Линде, думая, что девушки подружатся. Анита взяла Линду в один ночной клуб, где они немного потусовались. Она была доброжелательна к ней, подарив кое-что из своей одежды, в том числе и сумасшедшие розовые колготки. Когда Линда уезжала обратно в Англию, Анита пообещала, что приедет туда тоже, и, возможно, они смогут снять квартиру на двоих. Это был довольно прозрачный намек... Линда отказалась. Она и не подозревала о том, сколь значимой фигурой в жизни Брайана со временем станет эта ее новая знакомая.
В конце лета пришли перемены: поменялось руководство «Роллингов». Вместо Эрика Истона был взят американский бизнесмен Аллен Кляйн. Звезда Истона быстро закатилась с появлением яркого и импозантного Кляйна, окружившего «Стоунз» своим агрессивным управленческим стилем, который, как казалось, должен был укрепить финансовый успех группы. В то же время на поверхность вышли и более личные моменты. Линда нуждалась в деньгах для того, чтобы прокормить себя и Джулиана. В прошлом Брайан давал ей деньги каждый раз, когда она просила об этом, но теперь с этим было сложнее. Наконец, Линда решила, что ей необходимо организовать финансовую поддержку своего ребенка законным путем. Линда никогда ни о чем не просила Брайана, но была вынуждена подать на него в суд. Эндрю Олдэм яростно пытался прикрыть дело Линды Лоуренс об алиментах, и в конце концов пригласил ее в офис поверенного в делах группы. В присутствии его и Брайана, не промолвившего ни слова в ее защиту, она подписала бумагу, в которых говорилось, что она никогда и ни за что не скажет никому о том, что Джулиан — сын Брайана.
Брайан чувствовал себя действительно очень плохо — так плохо, что вскоре после этого повез Линду с собой в Марокко в виде некоей благодарности. Потом он посещал Марокко еще много раз, и эта страна стала для него второй родиной. Не важно, что влекло его туда — он всегда возвращался туда за новыми впечатлениями. Он обожал все атрибуты марокканской жизни и всегда привозил оттуда кафтаны и берберские ювелирные украшения. (Эл Ароновитц заметил в свое время, что «Брайан был первым гетеросексуалом, который начал носить женскую бижутерию».) Брайан бродил по тамошним базарам-соукам, наблюдая за музыкантами и стараясь перенять их музыкальные приемы. Когда он видел какого-нибудь старого бербера, игравшего на дудке с камышовым язычком, то обязательно пытался научиться играть на этом инструменте.