Выбрать главу

Соединение в тебе всех времен есть Душа.

Сонмы одиночеств, которые были тобой — соединились в тебе — чтобы дальше быть…

Будь, Малыш, настороже: Семь Печатей спят в душе.
Охраняют Три Печати три Великие Печали вечный сумрак, вечный ад. Самовольный взлом чреват…
Три других Печати Сил. Черт у Бога их стащил, в рай залез и там запрятал, трижды кровью запечатал.
Одиночества Печать, потаенная, седьмая, дремлет, век не подымая, и не хочет день встречать…
Кто раскрыть ее сумеет, тот забыть себя посмеет и сначала все начать.
с чего начинается одиночество?

С мига рождения, отделения от материнской утробы? С первого крика, он же перводыхание, — с вопля, знаменующего начало обособленного жизненного пути?..

Отделение, обособление… Зачем оно нужно?

Спроси: зачем океану волны?..

Мы с тобой волны, мой Друг, волны огромного могучего океана, капельки неизбывного Целого по имени Жизнь, и свое обособленное частное существование ведем ускользающе краткий миг. Наша главная жизнь — в Целом, где мы — все во всех и каждый друг в друге.

Ближайшая к тебе ветвь всежизненного Целого — течение в океане, поток, в котором и твоя волна возникает, — есть вид твой и род, а наиближайшие производящие волны — семья.

Родился — стало быть, об-особ-ился, отделился от всежизненно-родового Целого.

Обособление, да, но одиночество ли?..

Если не бросили, если кормят, согревают, обмывают-вылизывают, то, казалось бы, что еще тебе-несмышленышу нужно?

Любовь. Нужна — сверх всего — любовь, передаваемая и через кормежку, согрев и прочие жизнеподдерживающие действия, и через ласку, через глаза, голос. Через какое-то поле, незримое, но ощутимое, через лучи Всебытия…

Начинается одиночество с того мига, когда мы начинаем бояться одиночества.

А потом страх одиночества и становится главным его виновником.

Первый крик новорожденного так и переводится — «Не оставьте меня в одиночестве!..

О сознании одиночества еще речи, конечно, нет, все на уровне рефлексов, инстинктов. Еще бы его не бояться, одиночества, это ведь смерть, кому же это не ясно… А вот и не ясно.

Когда бросают тебя, это ясно тебе; а когда ты бросаешь, тогда ясно это бросаемой тобой стороне, а тебе до фени.

Не пугайте малыша: от него уйдет душа, убежит в подземный сад. не найдет пути назад.. Станет взрослым и большим — будет сам себе чужим и от счастья убегать, и своих детей пугать, слышите?..

Младенцу, чтобы не чувствовать себя одиноким, нужно ощущать тело матери, быть на руках, при груди. Сосок с молоком — правопреемник пупочного канатика.

Малютке от года до двух достаточно, чтобы мать (или кто-то из своих взрослых) была в поле зрения и хотя бы иногда брала на руки.

Большинству ребятишек после 3–4 лет можно по нескольку часов в день находиться в незнакомой или малознакомой среде, это тяжело, но вынести можно, смотря по характеру.

С шести до десяти — недели на две-три за год можно погрузиться в чужое; тоже многим весьма тяжело, но приходится…

сонет щенку-ученику
Из тесноты, из сырости, из мрака мы происходим. Лающий хаос рожденье наше ставит под вопрос об этом знает каждая собака. В подъезде визг, на перекрестке драка, и всюду р-р-р, куда ни сунешь нос. Да, жизнь сложна, и если так не просто быть существом посредственного роста, то как смиряться сильным и большим, как соблюсти общественный режим, когда перетирается ошейник?
Щенком когда-то был и Волк-Отшельник. Он разучился взрослых понимать, он научился звезды поднимать… Не совсем тут к месту смотрится этот сонет.

Друг мой, но связку сейчас нащупаем. Теснота, сырость телесная — вот-вот, да… Телесная соединенность для детства значит еще очень много. Хотя пуповина уже обрезана, пупочность как суть зависимой детской жизни стремится себя сохранять всеми средствами.

В инстинкт, отработанный мириадами смертей детенышей потерявшихся, заблудившихся, унесенных хищниками, жестко вписано: будь ближе к своим, держись стаи, семейства, мамы; чуть что — хватайся, вцепляйся, соединяй беззащитное тельце с телом большим…