Выбрать главу

Без меня мучаются они, с ними — мучаюсь я! Ничего не имею против вонючих пьяниц-бомжей, как не имею ничего против червяков, но ненавижу, когда они подходят ко мне близко. А отказать в общении не могу: жалею, сердце разрывается, боль от жалости невыносима. Боюсь таких человекочервяков больше, чем бандитов: у них надо мной страшная власть.

Стоит какому-нибудь такому сделать глаза брошенного котенка, и все — мне конец, я полностью перехожу в его распоряжение, подставляюсь и размякаю…

А ведь при заразительной жалости к себе у всех у них — махровое равнодушие ко мне и к моим страданиям. Никому и в голову не приходит, что мне может быть неприятно или некогда… И нуль благодарности, полный нуль!

Неуправляемая жалостливость поглотила мою личность и губит жизнь.

Долго встречалась с отвратным типом, который жить без меня не мог… Дружу с невезучими, без царя в голове, втягивающими меня в свои идиотские истории…

А рядом живут люди сильные, успешные, привлекательные, с которыми я хочу общаться, которые нравятся мне и которым нравлюсь я.

Но словно какая-то невидимая сила отводит от них мою душу и направляет в сторону отвратных несчастненьких.

Если же пытаюсь общаться с теми, кто мне симпатичен, внутри крик: «На кого тратишь время, когда вокруг столько нуждающихся?.. Не имеешь права жить в свое удовольствие, пока на земле хоть один несчастный остался, пока в Африке дети голодают!..»

Какая-то чушь. Самонасилие. Или болезнь?..

Не могу ни в какой литературе найти внятных сведений по этому поводу. «Вы никому ничего не должны»… Да знаю, что не должна, но чувствую по-другому!

Что делать с этим? Алена.

Ответ.

Алена, я подписался бы подо многими строками вашего письма. Я тоже не могу получать удовольствие от жизни во всей возможной полноте, зная, сколько на земле несчастий, а забывать об этом не получается. Тоже знаю, что никому ничего не должен (в том числе и себе), а чувствую по-другому.

В чем только не подозревал себя: в тщеславии, в нарциссическом желании играть роль благодетеля, вершителя судеб, замбога, в лицемерии, в трусости, в конформизме, в ханжестве, в мазохизме, в нездоровой зависимости от своего занятия… Все это, наверное, есть, понемногу или помногу, но исчерпывающего объяснения: почему знаю, что никому не должен, а чувствую, что должен, и делаю, — не дает.

Можете возразить: вы-то как раз должны заниматься обиженными судьбой, слабыми и несчастными со всеми их мерзостями и неблагодарностью, это ваша обязанность, врачебный долг, клятву Гиппократа давали.

Так-то оно так, долг, но в границах разума, не стану их обрисовывать, скучно — в границах, которые сумасшедшая, наглая, подлая жизнь нарушает и с глазами брошенного котенка творит беспредел, хорошо вам знакомый.

Никто не обязан утешать дураков и благотворительствовать паразитам-халявщикам. Никто ни по какой клятве не должен поить кровью своей души душесосов-вампиров, которые ни на что, кроме процветания своего вампиризма, питание это не употребляют.

Мы отдаем себя всего более потому, что к этому расположены, потому что такие — из племени доноров. Великий древний инстинкт, выпавший по генам, что-то вроде программы, вставленной в жесткий диск души.

«Мирами правит жалость», — сказал поэт. Воистину так жалость жизни сильной и развитой к жизни слабой, беспомощной — духовный стержень существования, на нем держится все.

Жизнь устроена противовесно: на всякий закон есть противозакон, на всякий принцип — противопринцип. Жалость есть противозакон закону выживания сильнейших, казалось бы, единоправно властвующему во Вселенной.

Нет, не единоправно! — Потому что всякая сила начинается со слабости и кончается ею же.

Потому что и слабейшие, и мерзейшие нужны Жизни-в-целом.

Ваше замечание, что любая боль пробуждает чувство одиночества, абсолютно верно.

И позывные одиночества, позывные боли, исходящие от любого живого существа, с некоей обеспеченной вероятностью находят живой приемник, настроенный на эту волну.

Мы с вами и есть такие приемники.

«Спокойная совесть — изобретение дьявола», — сказал Альберт Швейцер. Да, и толкает пользоваться этим изобретением как раз неосмысленное чувство вины и неуправляемая инстинктивная жалостливость!..

В отдаче душевного тепла, времени, сил, дарования и всего остального должно быть как можно меньше неосознанной зависимости с ее автоматизмом вины и как можно больше понимания и свободы. Тогда жалость освободится от темной виноватости, тогда обретет соразмерность и с сердцем, и с разумом, и станет свобод- g но дарящим себя состраданием.