Пи Ай не хотел идти. Он за свою жизнь ни разу не ослушался приказа и колебался не из-за холодной воды и возможных опасностей. Он не хотел оставлять Гаса. Гас был на грани потери сознания. Если это случится, индейцы смогут захватить его. Пи немного посидел, стараясь придумать довод, который бы заставил Августа разрешить ему остаться.
— Может, вместе поплывем? — спросил он. — Я знаю, тебе трудно ходить, но ты сможешь опереться на меня.
— Пи, иди, — велел Август. — Мне лучше не становится, только хуже. Если хочешь помочь, доберись до капитана Калла. Пусть скачет сюда с запасной лошадью и везет меня в Милс-Сити.
Пи собрался, но на сердце у него лежал камень. Все казалось ему неправильным, и ничего бы такого не случилось, останься они в Техасе.
— Я же не могу плыть и держать это чертово ружье, Гас, — упорствовал он.
— Засунь его за пояс и пропусти в штанину, — посоветовал Август. — Ты же будешь двигаться по течению, тебе и плыть почти не придется.
Пи Ай снял сапоги и рубашку и свернул их в узелок. Затем он последовал совету Гаса и засунул ружье за пояс и дальше, в штанину. Он сунул в один из сапогов немного сушеного мяса. Теперь ему оставалось лишь уйти, а он все медлил.
— Да иди же, Пи, — поторопил его Август. — Иди к капитану и не беспокойся обо мне. Но постарайся, чтобы индейцы тебя не схватили.
Гас протянул руку, и Пи понял, что он хочет обменяться рукопожатием. Пи Ай пожал ему руку, испытывая глубокую печаль.
— Гас, вот никогда не думал, что придется тебя бросить, — сказал он.
— Что же, так уж вышло, — заметил Август. — Береги себя.
Именно в этот момент Пи Ай осознал, что наверняка никогда больше не увидит Гаса живым. Они и раньше часто ввязывались в драчки с индейцами, но, насколько Пи мог помнить, Гас никогда не был ранен. Те стрелы и пули, которые раньше пролетали мимо, теперь настигли его.
Пожав Пи руку, Гас повел себя так, будто его уже нет. Он не предложил ничего передать, вообще больше ничего не добавил. Пи захотелось что-нибудь сказать на прощание, но он ничего не мог придумать. Он грустно вошел в холодную воду. Она оказалась куда холоднее, чем он предполагал. Ноги сразу закоченели. Он оглянулся. Отсюда он мог смутно разглядеть пещеру, но не Гаса.
Добравшись до глубокого места, Пи Ай тут же за был и про Гаса, и про все остальное, так боялся утонуть. Ледяная вода тащила его вниз. Плыть было вовсе не так легко, как обещал Гас. Сильно мешало ружье. Казалось, оно весило тонну. Да он и не привык к такому быстрому течению. Несколько раз его сносило на берег, где он путался в зарослях.
Хуже того, он почти сразу потерял свой узелок с сапогами, одеждой, одеялом, едой и частью патронов. Он потянулся, чтобы чуть выше подтянуть ружье, и вода вырвала узел из его рук и сразу же унесла далеко вперед. Пи Ай начал понимать, что утонет, если быстро что-нибудь не предпримет. Несколько раз его накрывало с головой. Ему безумно хотелось выбраться на берег, но он не был уверен, что уже проплыл мимо индейцев. Гас велел плыть по меньшей мере милю, а Пи Ай не знал, сколько уже осталось позади. Ему все время приходилось бороться с течением. К своему ужасу, он почувствовал, как вода стаскивает с него брюки. Он пожалел, что не затянул крепче ремень, прежде чем спуститься в реку. Он никогда не отличался широкими бедрами, и вскоре его брюки оказались ниже них. Ружейный прицел бил по ноге. Пи схватил было ружье, но тут же снова ушел под воду, ружье и спустившиеся штаны топили его. Он принялся судорожно снимать их, чтобы освободить ноги. Хотелось выматерить Гаса за его совет сунуть ружье в штанину. Он все равно не смог бы его достаточно быстро вытащить, случись на его пути индеец, и эта мысль его безумно раздражала. Пи с трудом вынырнул на поверхность и едва не позвал на помощь, но вовремя вспомнил про индейцев, кроме которых его здесь некому было услышать. Затем ему едва не оторвало ногу — он проплыл слишком близко к каким-то кустам. Берег находился совсем рядом, его туда вынесло течением, и волочащееся сзади ружье за что-то зацепилось. Пока он с ним сражался, штаны с него смыло, и он выплыл на середину спиной вперед. На мгновение он увидел южный берег, а затем снова вокруг была одна вода. Дважды он открывал рот, что бы вдохнуть воздух, но вместо него глотал воду, часть которой выходила через нос. Его ноги настолько закоченели в холодной воде, что он их не чувствовал.
Пи так потом и не смог вспомнить, как выбрался из воды, но каким-то образом ему это удалось, потому что, когда он пришел в себя, оказалось, что он лежит в грязи, а ноги его все еще в воде. Он был совершенно гол, грязь была дико холодной, так что он с трудом поднялся и выбрался на берег — не больше восьми футов высотой, но очень скользкий.
Когда Пи наконец залез наверх, ему захотелось лечь на траву и заснуть, но он достаточно соображал, чтобы оценить ситуацию, и это привело его в чувство. Он не утонул, но был совершенно гол, без оружия и пищи, причем на сотню миль от фургона. Он не знал местности и вполне мог встретить крутых индейцев, которые ее хорошо знали. Где-то выше по течению остался больной и, может, умирающий Гас. Пи пришла в голову ужасная мысль — вдруг после всех этих переворачиваний в ручье он вылез не на тот берег? Он вполне может направляться на север, а в этом случае ему конец, но у него не было времени беспокоиться. Нужно двигаться. Он потерял узел и ружье, так что, когда спадет вода, они останутся лежать в русле у всех на виду. Если их найдут индейцы, они догадаются, что он ушел, а Гас остался один, так что ему придется худо. Если им захочется преследовать его, тогда и ему не на что надеяться. У них лошади, они его догонят за несколько часов. Чем быстрее он пойдет, тем больше у него шансов выжить.
Поразмышляв обо всем этом, Пи всерьез порадовался, что ночь такая темная. Пусть бы так и не рассветало, по крайней мере, пока он не доберется до стада. Когда он думал обо всех ожидающих его опасностях, то с трудом сдерживался, чтобы не сорваться на бег. Он живо вспомнил все то, что индейцы делают с белыми. В свою бытность рейнджером он помогал похоронить несколько человек, побывавших в их руках, и воспоминание об обугленных и изуродованных трупах постоянно преследовало его. Он также не мог отделаться от мысли об огромном рыжем медведе, который едва не задрал техасского быка. Он помнил, как быстро передвигался медведь, когда они пытались его преследовать верхом. Если такой медведь заметит его, уж лучше ему просто лечь и сдаться.
Но скоро рассвело. Единственным благодеянием, принесенным светом, был вид Полярной звезды, мелькавшей в разрыве облаков. По крайней мере, он знал, что идет в правильном направлении. Вскоре взошло солнце, и он вспомнил предостережение Гаса — не идти днем. Пи решил его проигнорировать. Он находился на абсолютно ровной и пустынной равнине, где негде спрятаться. Так что уж лучше идти, чем сидеть.
Когда он посмотрел вперед, то очень расстроился, потому что равнина тянулась бесконечно. Ему казалось, что он может видеть на сотню миль, но впереди пустота, и он должен преодолеть ее. Он никогда не любил ходить пешком, а привыкнув за время перегона ездить все время верхом, и вовсе разлюбил этот способ передвижения. Он никогда не собирался пересекать такие расстояния пешком, тем более босым. Не успел он пройти и нескольких миль, как ноги покрылись ссадинами и царапинами. Равнина только выглядела ровной и травянистой, но на самом деле кругом были разбросаны камни, о которые он спотыкался.
Его еще смущало то, что он голый. Разумеется, ни кто не мог его видеть, но сам-то себя он видел, и это его расстраивало. Капитан здорово удивится, увидя, что он вернулся нагишом. Ребята наверняка решат, что это забавно, и будут потом долго над ним подтрунивать.
Сначала его нагота беспокоила его не меньше сбитых ног, но после полдня ходьбы ноги болели так, что ему уже было все равно, голый он и жив ли вообще. Ему пришлось переправиться через двенадцать ручьев, и на берегу одного из них он попал в очень колючие кусты. Вскоре каждый шаг причинял ему боль, но он понимал, что должен идти, иначе никогда не найдет ребят. Каждый раз, оглядываясь, он боялся увидеть либо индейцев, либо медведя. К вечеру Пи уже еле брел, спотыкаясь. Он нашел травянистый холмик и лег, чтобы немного поспать.