— Ох уж этот Келли! Хэннинген же его предупреждал, так нет, ни за что не откажется, а всё от жадности.
— Насколько я понимаю, он все-таки устроил петушиные бои, — сказал Корнелл.
— Скоро начнется. И очень может быть, что полицейские тоже явятся. Хэннинген ничего не сможет сделать.
— Келли, должно быть, считает, что это несерьезно.
Гутси пожал плечами. Он не вышел вместе с ними на причал. Дождь туманной завесой висел над поляной.
— Спасибо за все, Гутси, — сказал Корнелл.
— Ты и сам молодец. Будь осторожен.
— Конечно, — ответил Корнелл.
Они с Салли пошли к домику. Тонкое летнее платье облепило её юное тело. Она дрожала, и Корнелл обнял её. Он вошел первым, включил свет и с облегчением убедился, что в домике никого нет. На вьющихся каштановых волосах Салли поблескивали капельки дождя. На лице не было и следа косметики, и выглядела она просто чудесно, хотя и дрожала.
— Нужно высушить одежду, — сказал он.
— У меня больше ничего нет. И у тебя тоже.
— Полотенца, — подсказал он. — Одеяла.
Она улыбнулась:
— Хорошо, Барни.
Вдруг она качнулась к нему и крепко обхватила за шею, прижалась к нему в кольце его обнимающих рук. Он почувствовал, что её сотрясают рыдания.
— Ну что ты, — сказал он нежно, — всё уже кончилось.
— Я так боялась, Барни.
— Я тоже.
Она взглянула на него:
— Правда?
— Когда ты не вернулась, я думал, что сойду с ума.
— Я рада, — прошептала она.
— Я тоже.
— Что будем делать? Как ты собираешься выпутываться из всего этого? Я так и не сумела тебе помочь.
— Сегодня всё решится, — ответил он.
— Сегодня?
— Скоро.
Ее губы были мягкими и влажными.
— Ты знаешь, кто это сделал?
— Могу предположить. Думаю, что знаю. Я не уверен, но скоро выясню. — Он слегка встряхнул её: — Немедленно снимай всё мокрое. Высушим одежду перед камином.
— Барни, — сказала она. — Барни…
— Да?
— Вчера ночью я сказала правду. Я люблю тебя.
— Да.
— Ты поцелуешь меня, Барни?
Он поцеловал её.
Он сидел у камина, пытаясь разжечь приготовленные Келли дрова. Для растопки он использовал оберточную бумагу от купленных утром продуктов. Утро казалось теперь далеким прошлым. Дождь с шумом стекал по водосточным трубам. Огонь наконец разгорелся, и поленья затрещали. Тяга была хорошая. Огонь согрел его.
Он стоял перед камином на коленях, когда сзади подошла Салли. Она завернулась в большое полотенце и с заколотыми на макушке волосами казалась совсем ребенком. У неё были маленькие, розовые, идеальной формы уши. Она опустилась на колени рядом с ним:
— Как хорошо у огня.
— Дров мало.
— Хватит, чтобы высушить одежду. Ты такой же мокрый, как я. Теперь твоя очередь. Возьми одеяло с кровати.
Он посмотрел на неё.
— Я ужасная бесстыдница, Барни, — сказала Салли.
— Я рад.
— Никогда такого не чувствовала.
— Можешь не говорить этого.
— Да, могу.
— Я тоже никогда такого не чувствовал, — признался он.
— Ты уверен, Барни?
— Уверен.
— Я думала…
— Я никогда раньше такого не чувствовал, Салли.
— Поторопись. — Она поцеловала его.
Она больше не казалась ребенком. Он сделал движение в её сторону, и она нырнула в его объятия, забыв о своем легком одеянии. Блики огня бросали розовые отсветы на её гладкие плечи. Теперь её губы не были ни прохладными, ни робкими. Корнелл ощутил под рукой быстрые удары её сердца, и его пронзило чувство, которое было сильнее его, сильнее того холодного цинизма, который он всегда чувствовал прежде. Он не обманывал её, это действительно было совсем другое. Сейчас всё было честно, хорошо и правильно. И потому, что это было правильно, он отпустил её, зарывшись лицом в мягкие, душистые волосы. Она повернула голову и посмотрела на него с нежной улыбкой.
— Поторопись, — сказала она.
Комнату освещал только красноватый отблеск затухающих углей. По крыше стучал дождь. Корнелл протянул руку и потрогал висящую перед ним одежду. Всё высохло. Он взглянул на лицо Салли, освещенное последними язычками пламени. Она вздохнула:
— Всё когда-нибудь кончается, правда?
— Не всегда.
— А когда кончимся мы, ты и я? Сегодня?
— Возможно, никогда.
— Возможно?
— Это зависит от того, что случится чуть позже. Мне надо уйти.
— Куда, Барни?
— Пойдем со мной, узнаешь.
— Спасибо, что позвал.
— Я не хочу снова потерять тебя.
— Если не хочешь, не потеряешь… Барни?
— Да?