— Та-а-ак, — наш генеральный сейчас напоминал хищника, готового к броску. — И в чём подвох? Иначе ты бы не побежал сразу после разговора ко мне.
— А подвох в следующем. Можно заработать маленькое состояние, продавая танки, а потом уже огромные деньги на их обслуживании. Примерно так с нами и хотят поступить французы. Им немного не повезло. Я выбрал именно их линейку оборудования, потому что так получилось — ещё когда стажировался в Германии — очень хорошо был знаком с их продукцией.
На самом деле я, пока прятался во Франции, именно на заводе этой фирмы работал на сборке этих самых станков, но к делу это сейчас не относится. Для всех по документам после диплома я год имел практику во Франкфурте-на-Майне, отсюда и такие широкие познания в европейской жизни. По документам о стажировке, к слову, я и возвращался домой в Россию.
— Они желают привязать нас по запчастям?
— Не только. Точнее, они очень жёстко хотят нас привязать по запчастям. В первоначальном варианте мы закладывали оборудование, которое может быть чуть хуже и дороже, но зато под него при необходимости можно всегда отыскать аналоги любого узла, комплектующих и расходников в других странах. Закупим ядро у французов, а если заартачатся — всегда остальное нарастим через других. Но именно ядро лучше всего заказывать именно у этого производителя… Они догадались. Вдобавок в перспективе они думают нас привязать не только по периферии, но и по материалам.
— Ага, — Антон Павлович покрутил в руках ручку, затем положил обратно на стол. — Но у тебя есть какое-то готовое решение? Иначе ты бы ко мне не пошёл?
— Просто отказаться от их намёков можно, но тогда они поймут, что их раскусили. Вопрос сейчас уже в деньгах, как бы они не попробовали отыграться на нас потом. Очередной этап монтируется плохо, работает не так, а всё потому, что вы нас не послушали. И отказаться, пока мы не соберём основную часть ядра, уже нельзя. И нам говорят: мы всё ещё готовы помочь, но уже дороже. Наше преимущество в том, что эти ловкачи на данный момент не понимают, насколько хорошо мы знаем их системы. Отсюда мы можем в процессе монтажа запросить «для ознакомления» намного больше технической документации, чем по идее нужно. Я делал в своё время некоторые наброски, их можно довести до ума. Мы оставляем в нашей системе три критических элемента, которые вроде бы создают нам зависимость. Не настолько абсолютную, но лучше я убедить не смог, я — человек подневольный. Думаю, этого хватит, чтобы нам поверили.
— Ага. А сами?
— В Москве, Екатеринбурге и Новосибирске есть профильные НИИ, и главное, я лично знаю некоторых способных ребят. Ручаюсь, мы сможем на основе готового изделия и полученной документации воспроизвести эти узлы сами, в России. Пускай это риск, и начинать расчёты и проектирование придётся немедленно, когда у нас ещё даже сам конвейер не отгружен.
Я резко выдохнул и затаил дыхание: маленькая идея с собственным сборочным цехом, о которой мы говорили в июне, понемногу разворачивалась в нечто масштабное. Пока не самыми крупными размерами — но если моё предложение одобрят, то парой систем сотрудничество с разработчиками не ограничится, никто не будет останавливать налаженный процесс, который вдобавок принёс хоть небольшую, но прибыль. Дальше я загадывать просто боялся, ибо маленький заводик с самого начала уговорил делать с возможностью масштабирования в любые размеры и мощности.
Думал Антон Павлович долго, хмурился и морщил лоб.
— Знаешь, Игорь, ты редкий человек. У тебя горящее сердце, честная и открытая душа, но всё это сочетается с ледяной логикой и острыми как бритва умом и расчётливостью. Ты готов с жаром уйти в какое-то дело до конца, не жалеешь себя — и не спорь, ты сейчас фактически в своём предложении ставишь на кон свою рабочую репутацию. Ошибёшься — в нашей области все друг друга знают, менять специальность и уезжать на другой конец страны, в Москве тебя никуда не возьмут. Но взявшись за дело, будешь его исполнять с иезуитской хитростью, расчётливостью и тщательно выверяя каждый свой шаг, не жалея окружающих. Ибо ты не можешь проиграть, хотя и умеешь проигрывать. — Я аж растерялся, услышав такое. Ждал-то совсем иного. — Наверное, потому я тебе и поверю. Кстати, а насколько в итоге вырастают наши расходы?
— Ну… я делал расчёт, он у вас на столе. Прикид эскизный…
— Чисто порядок, насколько в этом варианте вырастет смета?
— Ну… думаю, около двадцати процентов. Ориентировочно.
— Однако, ты скромный человек. Ни одно дело никогда не укладывается в изначальную смету, но ты, смотрю, и в самом деле экономный. Идеи у тебя масштабные, но меня ты убедил. И знаешь почему? Вот не сидел бы я ни в этом кресле, ни в Совете директоров, если бы без ложной скромности не имел нюха на некоторые вещи. И знаешь, что мне чутьё говорит? Любой бизнес начинается с экономии и получения прибыли, вложить меньше — заработать больше. Но иногда бывает момент, когда надо уметь перешагнуть обязательную жадность и потратить часть сэкономленного и заработанного. Иначе рискуешь потерять намного больше. В три года уложишься со всеми своими идеями?
— Я бы оптимистично сказал год, но лучше скажу два, — я аж выдохнул с облегчением, камень с души упал. Меня одобрили.
Но это точно наш генеральный говорит? Ибо он мужик крайне прижимистый, временами до скупости. Его можно убедить и что ребятам премию надо выписать, ибо тогда мы за досрочно сданный объект больше получим. Или что нам надо оборудование менять и нового человека нанимать. Но это каждый раз семь потов сойдёт и надо чётко делать раскладку с обоснованием причин и потенциальной выгоды. Сейчас же он мою записку почти не смотрел, а сразу поддержал.
— Тогда я твою идею на днях вынесу на Совет директоров и сумею всех убедить. А пока всего доброго и жди решения.
Я встал, немного ошарашенный и растерянный… когда уже возле порога слова Антона Павловича окончательно выбили меня из колеи:
— Да, когда решим и будешь продавать этим французам мёртвого осла уши — с моего одобрения взятку с них всё-таки стряси. Считай это внеплановой премией, одобренной руководством, — за спиной послышался смешок.
Мой мир, кажется, окончательно рухнул. В кабинет я вернулся с таким выражением, что Лёша, который нового проекта деликатно и демонстративно старался касаться исключительно в части будущего монтажа, не удержался:
— Что случилось, Игорь Данилович? На вас лица нет.
— Знаешь, если бы сейчас раскрылись небеса, и перед зданием приземлился бы какой-нибудь дракон, с него слез гоблин и пошёл заказывать нам охранную сигнализацию в пещеру сокровищ, я и то меньше бы удивился. У нас проект в стадии проектирования, но Антон Павлович только что дал мне карт-бланш на всё и даже больше. И это вспоминая, как я ещё зимой его полтора часа убеждал, что нашим конструкторам нужно менять компьютеры, хотя старые вроде бы ещё работают, пусть и древние как мамонты. Чудеса.
Глотнув кофе, я вроде бы успокоился, и руки дрожать от нервного возбуждения перестали, но работа всё равно не шла. И не понять, чего меня выбило из колеи больше — то, как легко Антон Павлович одобрил мою, признаю честно, наполовину авантюру, или характеристика, которую он мне дал. Но вроде и день не закончился, а дел много и надо ими заниматься… За меня решил телефон, который заиграл мелодию опенинг из довольно милого аниме «Волчица и пряности», не знаю уж с чего я поставил на номер Алисы именно эту музыку.
— Ура! Я в списках!
— Да я и не сомневался.
— А я до последнего не верила, пока сама не увидела. И сейчас ещё с трудом верю.
— Отлично. Повод отпраздновать.
— Ага. Когда?
— А давай прямо сейчас.
— В смысле? Рабочий день же ещё.
— Вот и хорошо, меньше народу. Короче, встречаемся на «Парке культуры», жду внизу у перехода на коричневую ветку. Раз я сам себе начальник теперь, выпишу себе выходной, — положив трубку, сам себе сказал: — Ибо работать я сегодня всё равно не в состоянии.