— На самом деле двадцать две, дядя, — ответил Мэйнтон, сверкнув голубыми глазами. — Хотя я могу и ошибиться. Кто ж их считает?
— Ты и считаешь, молокосос! И несомненно, испытываешь при этом чувство гордости! — хмыкнул император и снова повернулся к Мугаби. — Я решил, что закон не будет делать различий между клонированными детьми и рожденными обычным образом, но не был уверен, что наши люди будут относиться к ним как к своим детям. Сегодня, конечно, эти опасения могут показаться нелепыми, поскольку в империи и клоны, и потомки клонов превосходят естественных потомков по численности примерно в миллион раз, но тогда это действительно представлялось проблемой.
— Верно, — вступил в разговор архиепископ Тимоти. — Но вы нашли хороший ход, чтобы убедить людей принять вашу точку зрения, милорд. — Прелат, как заметил Мугаби, редко обращался к императору со словами «ваше величество», и адмирал подумал, что, наверное, это привилегия старейших и ближайших его советников.
— Матильда решила, что, если отец Тимоти, будучи выразителем мнения матери нашей церкви, благословит клонирование, это успокоит людей. Так оно и оказалось, — пояснил император.
— Дети есть дети, души есть души, — невозмутимо добавил архиепископ. — Пока медицина справляется со взятыми на себя обязательствами и дети рождаются здоровыми, мы можем только радоваться появлению на свет Божий каждого нового человека. Любое рождение — чудо, при каких бы обстоятельствах оно ни произошло.
— Те, кто растит клонированных детей, по праву считаются их родителями, ибо передают им кусочек своей души, — император покосился на портрет императрицы и с усмешкой добавил: — Порой даже и не кусочек, а здоровенный кусище!
— Кстати, хочу заметить, исходя из личного опыта, — вступила в разговор капитан Стэнхоп, — что тернауи — просто бесподобные родители. — Она тепло улыбнулась верховному канцлеру, и Мугаби вдруг ощутил — именно ощутил! — ответную улыбку, исходящую от неподвижного драконоподобного лица инопланетянина.
— Благодарю тебя, дочь, — ответил, чуть помедлив, тернауи. — Надо признать, что растить человеческих детей — это интересный опыт. Он позволил нам понять, что чувствуют наши королевы. Да-да, растить человеческих детей оказалось приятным занятием.
— Вероятно, растить и воспитывать интересно не только человеческих, но и любых других детей! — рассмеялся император. — Это значит растить будущее и стараться сделать его таким, каким хотел бы видеть.
Мугаби постарался скрыть удивление, но это было непросто. Ему пришлось напомнить себе, что эти люди не имеют ничего общего с Федерацией, мерками которой он непроизвольно пытался их мерить. Ведь так или иначе до сих пор земляне общались только с галактами, к какой бы расе те ни принадлежали, и твердо усвоили, что Федерация крайне отрицательно относилась к самому понятию «приемные родители». Входящим в Федерацию расам было категорически запрещено воспитывать детей инопланетчиков, причем причины этого запрета, по мнению Мугаби, весьма попахивали геноцидом.
— Одним словом, — продолжал император, снова обращаясь к Мугаби, — мы преуспели в этом начинании и сумели сохранить семейные связи. Мне даже кажется, что у нас они стали прочнее, чем у землян, хотя я, разумеется, могу заблуждаться на этот счет. Конечно, наше общество было изначально более демократичным, хотя феодальная атрибутика может вас поначалу ввести в заблуждение. Но, должен признать, она очень удобна для империи, которой постоянно угрожает столкновение с Федерацией. В отличие от наших земных предков мы с самого начала знали о существовании внешнего врага и о том, что военное столкновение с ним неизбежно. Это давало нам дополнительный стимул к ускоренному развитию, ибо любое промедление могло обернуться катастрофой. Существование Федерации уберегло нас от внутренних усобиц — кто станет считаться с мелкими обидами, сознавая, что они на руку общему врагу, от которого не приходится ждать пощады. Ваша ветвь человечества узнала о существовании Федерации всего сто пятьдесят лет назад, и в чем-то это, безусловно, было благом, но у каждой медали имеется обратная сторона.
— Возможно, — признал Мугаби. — Но из ваших слов я понял, что земная ветвь человечества меньше аваллонской.
— Полагаю, что да, — ответил император. — Думаю также, что вам придется перенять кое-какие наши навыки и убеждения. Однако, заверяю вас, империя вовсе не намерена заставлять кого бы то ни было следовать нашим законам и правилам поведения. Матильда предупредила меня, что если я не заострю внимание на этом вопросе, то по возвращении в Камелот она учинит надо мной показательную расправу. И все же, мне кажется, говорить об этом нет особой необходимости. Ведь вздумай мы навязывать вам свой взгляд на мир, между нами и Федерацией не было бы никакой разницы, а она, поверьте мне, очень и очень велика.