Раздался неестественный, скрипучий звук, и Таггарт не сразу сообразил, что голос смеется.
— Ты можешь умереть от этого, Блейк Таггарт. Да, ты можешь умереть. Но если ты выживешь…
Голос постепенно замер.
Таггарт уставился на металлический потолок, раздумывая о том, насколько голос успел изменить его душу. Отсутствие страха, жгучая жажда мести и слепая ненависть — все это и раньше жило в нем, но голос явно усилил эти чувства. Таггарт понимал это, но почувствовал, что ему все равно.
— Да, — сказал он. — Да, я готов.
«Жаль, что Мордехая нет», — подумал Эстон, обводя взглядом колоссальное подземелье. Аргентинцы выказывали больше смелости, чем ума, и МакЛейн потребовал от Морриса временно вернуться к его прямым обязанностям.
Эстон посмотрел на два огромных танка М60АЗ, и даже ему показалась абсурдной мысль, что такая маленькая штучка, как бластер Людмилы, сможет серьезно их повредить. Он обернулся к ней — в новой униформе она показалась ему еще более юной, чем обычно. Может, потому, что он знал, на какой возраст должен выглядеть настоящий капитан морской пехоты?
— Готова? — спросил он, и Людмила спокойно кивнула. — Нужны какие-то меры предосторожности?
— Просто стой у меня за спиной, — сказала она, и Эстон подошел к Джейн Гастингс, стоявшей у закрепленной на штативе видеокамеры.
— Итак, дела обстоят следующим образом, — продолжала Людмила, когда оба они оказались у нее за спиной. — Я знаю, сколько энергии надо, чтобы уничтожить боевого робота кангов, и сколько потребуется на боевое шасси тролля. — Она приподняла бластер, осторожно сняв палец со спуска. — Оценив, чего стоят ваши танки, мы сможем прикинуть, какое вооружение понадобится твоей ударной группе, Дик.
— Я все-таки никак не могу поверить, Мила, — сказала Гастингс, указывая на бластер, — что эта игрушка может уничтожить танк. Пытаюсь себя убедить, но без толку.
Она пожала плечами. Людмила взглянула на нее и неожиданно улыбнулась:
— О, маловеры, — пробормотала она и подняла бластер.
Как и в первый раз, когда Людмила демонстрировала действие бластера, выстрел не сопровождался ни грохотом, ни пламенем. Отсутствие каких-либо эффектов снова поразило Эстона, хотя, в общем-то, на тишину жаловаться не приходилось.
На броне танка, стоявшего справа, вспыхнуло бело-голубое пятно невыносимо яркого света — как раз под пушкой. Оглушительный, пугающий треск потряс окрестности, и Эстону показалось, что на свободу вырвался запечатанный гром. А затем снова наступила тишина, которую нарушало лишь слабое шипение расплавленного металла.
Эстон уставился на поврежденный танк, оцепенев от изумления, несмотря на то что безоговорочно верил Людмиле. Через мгновение он усилием воли заставил себя подойти к танку. Людмила и Джейн последовали за ним. Он уставился на небольшое круглое отверстие, окруженное раскаленной броней, бессознательно отстраняясь от пышущего жаром металла.
Все выглядело именно так, как говорила Людмила: небольшое круглое отверстие в пятидюймовой* [127 мм] броне. Эстон забрался наверх и заглянул в открытый люк. Внутри тоже были повреждения, правда, менее значительные, чем он ожидал. Почти вся энергия выстрела ушла на то, чтобы прожечь броню, и отсек водителя остался почти в полной неприкосновенности.
— Ну как? — спросила Людмила, когда он с озабоченным выражением лица спустился с танка. — Ваше оружие способно на такое?
— Подобное повреждение мог бы нанести TOW* [управляемая по проводам противотанковая ракета] последней модели. Но они монтируются на специальных машинах. «Предейтор» — последняя модель ручного ракетомета — тоже, наверное, справился бы.
— Неплохо для начала. — Лицо Людмилы оставалось спокойным, хотя в голосе слышалась тревога. — Однако броня тролля способна вынести гораздо более сильный удар. К тому же у него есть энергетический щит.
— Об этом ты уже упоминала, — сказал Эстон. — А что это такое?
— Cиловое поле, отклоняющее выстрелы. Щиты боевых кораблей способны поглощать удары мощностью в несколько мегатонн, но даже тяжелый вариант шасси тролля не может создавать такое защитное поле. Главное, следует помнить, что боевой щит может быть перегружен локально значительно меньшим количеством энергии, чем общая мощность, на которую он рассчитан. Чтобы пробить боевой щит кораблей кангов в какой-то одной точке, мы используем серию выстрелов, а затем пускаем ракету в пробой. Хотя сомневаюсь, что мы сможем применить эту тактику в бою с троллем: необходима очень точная координация действий. Поэтому нам придется пробить его защитное поле одним выстрелом, а для этого потребуется вот такая мощность…
Она снова попросила друзей встать у нее за спиной и изменила параметры выброса энергии из бластера. Джейн поспешно надела фильтр на объектив видеокамеры.
— Прикройте глаза, — велела Людмила и нажала на спуск.
На этот раз шума было куда больше. Рев и треск продлились значительно дольше. К ним примешивались звуки, напоминавшие серию взрывов, и Эстон был благодарен судьбе за то, что в танке не было ни горючего, ни боекомплекта. Его ноздри заполнил тошнотворный запах горящей краски и плавящегося металла, а волна жара была отчетливо ощутима кожей руки, которой он прикрыл глаза.
Затем шум стих.
— Все в порядке, — сказала Людмила, и Эстон опустил руку.
Никто не произнес ни слова. Двое людей двадцать первого века в оцепенении глядели на то, что недавно было танком. Раскаленный воздух колебался перед их глазами, а вся лобовая броня светилась: белым в середине и ярко-вишневым по краям. Пушка вздрогнула и медленно опустилась, повиснув на цапфах, потому что выстрел бластера перерезал подъемник, гидравлическую систему и проделал дыру в самом стволе прямо у казенной части. Эстон видел ее сквозь здоровенную дыру в лобовой броне.
Он молча обошел дымящийся танк. Энергетический луч прошил его насквозь. Пройдя сквозь трансмиссию и семисотпятидесятисильный дизель, он выжег девятифутовую* [примерно 2,75 метра] дыру в стене подземелья, отстоявшей от танка на расстоянии двадцати футов* [примерно 6 метров]. Эстон обернулся и отыскал глазами Джейн, оцепенело взиравшую на искалеченный танк.
— Это чуть сильнее, Мила, — медленно произнес он, — чем удар, на который способно самое мощное наше оружие. На какие-то несколько тысяч процентов, по-моему.
— Я так и подумала, увидев, как заряд небольшой мощности подействовал на танк, — откликнулась Людмила, возвращая бластер в кобуру. Тихое шуршание бластера о стенки кобуры показалось Эстону и Гастингс громким по сравнению с шипением и пощелкиванием медленно остывавших стали и камня.
— Бог ты мой, — потрясенно покачала головой Гастингс. — И что теперь делать?
— Не знаю, — мрачно ответил Эстон. — Я могу сформировать команды, которые справятся с боевыми роботами, Мила, но нанести удар такой силы… Возможно, если мы дадим залп ракетами…
— Ничего не получится, Дик. — сказала Людмила. Она стояла рядом с ним, глядя на результаты своего выстрела. — Если ты не сможешь обеспечить минимальный интервал между отдельными ударами. Впрочем, даже если это удастся сделать, тролль наверняка успеет отступить, когда его обнаружат. Мы должны поразить его с первого выстрела.
— Но это невозможно, Мила. Просто невозможно.
— Я знаю. Я была в этом уверена заранее. Но, — Людмила прямо взглянула ему в глаза, — я смогу это сделать.
Она положила руку на кобуру бластера, и Эстону захотелось — сильнее, чем хотелось чего бы то ни было за всю жизнь, — сказать ей «нет». Сказать, что он обойдется без нее. Что он не позволит ей рисковать собой.
Но вместо того он молча кивнул.
Глава 17
Майор морской пехоты США Дэниэл Абернати не был похож на человека, готового рвать, метать и калечить окружающих. Сторонний наблюдатель ни за что бы не догадался, какое усилие ему приходится делать над собой, чтобы не шарахнуть своим огромным кулаком по прозрачному пластику иллюминатора. И Абернати гордился своей сдержанностью.