Тем не менее в приемной доктора Сент-Клера я чувствую себя глупо. Не в своей тарелке. Как будто не могу собрать воедино всю информацию, которую он мне сообщает.
– У вашего отца обширная черепно-мозговая травма, – говорит он. – Когда его доставили на скорой помощи, его правый зрачок был расширен и он никак не реагировал на внешние раздражители. Лоб был рассечен, и вся левая сторона обездвижена. Дыхание было затруднено, поэтому его подключили к аппарату искусственной вентиляции легких. Когда я пришел его осмотреть, то увидел двусторонний периорбитальный отек…
– Перио… что?
– Опухоль, – поясняет хирург. – Вокруг глаз. Мы повторно провели тесты по шкале комы Глазго, которые уже проводились врачами скорой помощи на месте аварии. Он набрал пять баллов[6]. Мы немедленно провели срез КТ и обнаружили гематому в височной доле, субарахноидальное кровотечение, межжелудочковое кровотечение. – Он смотрит мне в лицо. – Другими словами, мы увидели кровь. Повсюду вокруг мозга и в желудочках мозга – что указывает на серьезную травму. Мы ввели маннитол, чтобы снизить внутричерепное давление, и безотлагательно повезли его в операционную, чтобы удалить сгусток крови в височной доле и передней височной доле мозга.
У меня даже рот приоткрылся.
– Вы удалили часть его мозга?
– Мы снизили давление на мозг, в противном случае он бы погиб, – уточняет врач. – Удаление височной доли повлияет на его память, но не всю. Лобэктомия не влияет на разговорную и двигательную функции, не меняет индивидуальность.
Они забрали часть отцовских воспоминаний. О его обожаемых волках? О нас? Каких воспоминаний ему будет не хватать?
– И помогла? Операция?
– Зрачки вашего отца вновь реагируют на свет. И сгусток крови удален. Тем не менее опухоль и гематома повлекли развитие начальной стадии грыжи – проще говоря, перемещение отделов из одной части мозга в другую, что увеличивает давление на стволовую часть мозга и ведет к образованию там небольших кровоизлияний.
– Не понимаю…
– Внутричерепное давление у него снизили, – поясняет врач, – но он все еще не пришел в себя, не реагирует на раздражители и не может самостоятельно дышать. Мы еще раз провели компьютерную томографию и заметили, что эти кровоизлияния в продолговатом мозге и мостах немного увеличены в сравнении с результатами первоначальной томографии, – именно поэтому он до сих пор не пришел в сознание и подключен к аппарату искусственной вентиляции легких.
У меня ощущение, что я плыву в кукурузном сиропе и слова, которые я хочу произнести, вязнут на моем языке, превращаясь в бессвязное мычание.
– Но с ним все будет в порядке? – спрашиваю я единственное, что меня по-настоящему волнует.
– Мы продолжаем надеяться, что все образуется…
Но… В воздухе повисает «но», которое я отчетливо слышу.
– Эти поражения тканей, которые мы наблюдаем, затрагивают части головного мозга, отвечающие за дыхание и сознание. Он, возможно, никогда не сможет самостоятельно дышать, – откровенно признается доктор Сент-Клер. – Он может никогда не прийти в сознание.
Мне было шестнадцать, я только-только получил водительские права и отправился на вечеринку, но задержался дольше разрешенного родителями времени. Я оставил машину за квартал от дома, на цыпочках прошел по траве и неслышно открыл дверь, надеясь, что непослушание сойдет мне с рук. Но когда мои глаза привыкли к темноте, я увидел, что в гостиной в мягком кресле спит отец, и понял, что обречен. Отец всегда говорил, что когда он жил в лесу с дикими волками, то никогда по-настоящему не спал. Необходимо всегда быть настороже, как говорится, спать с одним открытым глазом, чтобы знать, если кто-то надумает на тебя напасть.
Естественно, как только я переступил порог, он вскочил с кресла и встал передо мной. Он не сказал ни слова, просто ждал, когда я первым заговорю. «Знаю, – произнес я, – я наказан». Отец скрестил руки на груди. «Пару сотен лет назад родители никогда не упускали детей из виду, – ответил он. – Если волчонок разбудит своего отца в два часа утра, тот не станет на него рычать, чтобы щенок отстал и дал ему поспать. Он встревоженно сядет, как будто спрашивая: «Чего ты хочешь? Куда собрался?»
Тогда я был навеселе и решил, что он читает мне нотацию, таким образом давая понять, что рассержен на меня. А теперь я задаюсь вопросом: может быть, он злился на себя? За то, что уступил своей человеческой сути и забыл держать один глаз всегда открытым.