Яйца, бекон, овсянка и поджаренные гренки никогда раньше не казались Майклу такими восхитительными.
– Когда ты ел в последний раз? – спросила Сидни, глядя, как он стремительно поглощает пищу.
Майкл вовремя вспомнил, что надо сначала проглотить, а потом уж отвечать.
– Не помню.
– Два дня? Три? Вид у тебя такой, словно ты умираешь с гододу.
– Я не умираю. Раньше бывало и хуже. Бывали долгие зимы, когда он действительно умирал с голоду. То, что ему пришлось пережить сейчас, по сравнению с тем временем казалось просто детской игрой. Майкл только надеялся, что она не спросит, что он ел в последний раз. Его ответ мог бы испортить ей аппетит.
Сидни все равно заявила, что у нее нет аппетита, хотя, возможно, она притворялась только для того, чтобы отдать ему всю еду. Она налила себе вторую чашку кофе и откинулась на спинку кресла, продолжая наблюдать, как он ест. Когда на тарелках ничего не осталось, Сидни вновь наполнила чашку Майкла горячим кофе из тяжелого серебряного кофейника, и он выпил, глядя на нее поверх чашки.
– Какой сегодня день? – спросил Майкл.
– Понедельник.
– Я потерял счет времени. Когда мы были в зоопарке?
– В пятницу. Вот как. Значит, он прятался три ночи.
– Я вспоминал о тебе в субботу. Как прошла твоя вечеринка?
Сидни поставила свою чашку и улыбнулась Майклу. У нее были самые красивые глаза на свете, а когда она улыбалась, они начинали лукаво искриться.
– Ужасно!
– Правда?
– Я хотела танцевать с тобой, а тебя не было.
Майклу захотелось встать и поцеловать ее, но руки и ноги у него приятно отяжелели, ему просто не хватило сил. Утреннее солнце освещало сбоку лицо Сидни, выхватывая зеленые искры в глазах и огненные сполохи в рыжих волосах.
– Ты очень красивая. Сидни. Она не покраснела и не отвернулась.
– Ты тоже, – сказала она.
Это его рассмешило. Он опустил чашку на колено и откинулся затылком на спинку кресла. Солнце приятно пригревало его справа. Через открытое окно доносился уличный шум, но голоса людей, стук лошадиных копыт и скрип экипажей сливались в отдаленный монотонный гул. Сидни заговорила о необходимости сделать кое-какие покупки.
– Тебе кое-что понадобится, – сказала она и начала перечислять, что именно.
Майкл слушал ее тихий нежный голос, не различая слов. Бывало, летом он мог уснуть под пение сверчков в кустах. А голос Сидни напоминал шум водопада. Музыку. Вода падала на камни, выбивала музыкальные ноты…
– Майкл! Проснись.
Она взяла пустую чашку из его рук и поставила ее на стол.
– Все, хорошенького понемножку. Подъем!
– Я же не Сэм, – запротестовал он, но повиновался, когда она потянула его за руку и заставила подняться.
Они прошли в спальню, причем Сидни по-прежнему держала Майкла за руку.
– Я могу сам! Но она продолжала делать свое дело, не слушая его: отбросила покрывало, взбила подушку и легко толкнула его на кровать. Она даже сняла с него ботинки.
– Закрой глаза, – скомандовала Сидни. Но когда она сделала попытку отойти, Майкл удержал ее за руку.
– В чем дело? Тебе требуется поцелуй на ночь? Она с улыбкой наклонилась и прижалась губами к его лбу.
– Я же не Сэм, – с укоризной проговорил Майкл. Она подняла бровь. Потом засмеялась и поцеловала его в губы.
– Что ты будешь делать, пока я сплю? – спросил он с закрытыми глазами.
Она начала рассказывать, и опять ее голос зазвучал, как водопад.
Когда Майкл проснулся, тени на белом потолке сбили его с толку. Он понятия не имел, где находится. Но через секунду память вернулась: он был в отеле «Палмер-хауз». Ключом послужила подушка с монограммой у него под головой и мягкий матрац, на котором он лежал. Сидни уложила его спать в гостиничном номере, и он сделал вид, что ничего особенного в этом нет. Но, насколько он мог припомнить, это было первый раз, когда он уснул на кровати.
Оказалось, что спать в кровати не так уж плохо.
Сколько же он спал? Майкл поднялся, подошел к окну и отодвинул штору. Судя по свету, можно было предположить, что за окном либо поздний вечер, либо раннее утро. В городе, где не было ни росы, ни сверчков, ни птиц, за исключением голубей, он не мог определить точнее.
Майкл расчесал волосы пальцами и попытался, как мог, расправить смятую одежду, потом открыл дверь в гостиную. Открыл очень тихо, на случай если Сидни уснула.
Ее там не было.
– Сидни?
Никакого ответа. Через открытую дверь в ванную было видно, что там ее тоже нет.
Он включил газовый свет и вошел. Во всех зеркалах отражалось его лицо. Вид у Майкла был ужасный. Неудивительно, что ей не особенно хотелось его целовать. Хорошо еще, что щетина не слишком сильно отросла. Перед отъездом из дома он умылся, побрился и привел себя в порядок, чтобы не быть похожим на дикаря при появлении в отеле «Палмер-хауз». Но кожа у него была землистого цвета, кости выпирали, под глазами – темные круги. Сколько бы он ни проспал сегодня, этого было явно недостаточно.
Ванна – вот что ему было нужно. Майкл начал наполнять ванну горячей водой. Он думал, что она сейчас кончится или остынет, как всегда бывало в ванной у Винтеров, но тут ничего подобного не случилось. Вода из крана шла горячая, как кипяток, пока он не завернул кран. Пришлось добавить холодной воды перед тем, как влезать в ванну.
– А-а-ах, – Майкл медленно, дюйм за дюймом опустился в ванну, блаженно постанывая.
От горячей воды его усталые плечи заныли поначалу, но это была приятная, расслабляющая боль. Когда Майкл погрузился в воду целиком, ему наконец пришлось признать простую истину: жизнь в мире цивилизации теперь была ему больше по душе, чем жизнь в девственном лесу.
Он чуть не уснул прямо в ванне, когда услыхал, как в гостиной открылась и снова закрылась дверь. Майкл сел в ванне, напряженно прислушиваясь и затаив дыхание, но тут же успокоился, услыхав тихий голос Сидни:
– Майкл?
– Я здесь.
Дверь он оставил не запертой. Сидни просунула голову внутрь, увидела его и отпрянула назад, больно ударившись о дверную ручку.
– Ой, извини.
Перед тем как она скрылась за дверью, он успел заметить, что ее лицо заливается ярко-розовой краской. Майкл сам не знал, почему это маленькое происшествие его рассмешило. По правде говоря, он почувствовал себя счастливым. У Сидни был немножко глуповатый вид, но дело было не в этом. Просто на этот раз они как будто поменялись местами: обычно именно он делал глупости и попадал в дурацкое положение.
– Я купила тебе кое-что из одежды, – самым небрежным тоном объявила она из-за двери. – Оставлю на кровати.
– Спасибо. Я сейчас выйду.
– О, можешь не спешить.
Но он в спешке вымылся и вымыл голову, потому что теперь, когда она вернулась, лежать в горячей ванне одному было уже не так интересно.
В спальне Майкл сбросил с себя влажное полотенце и надел одежду, которую она ему купила: темные брюки из какой-то мягкой ткани, белую шелковую рубашку и такую свободную вязаную штуковину. И еще она купила пижаму и домашние тапочки из мягкой кожи. Точно такие же были у Филипа. Майкл осмотрел себя с головы до ног в длинном зеркале на дверце гардероба и удивленно покачал головой. Он действительно выглядел как человек. Обычный человек.
– Ты выглядишь замечательно! – горячо воскликнула Сидни.
Она сидела на диване, поджав под себя ноги и развернув на коленях газету. Она была так красива, хотя и выглядела усталой.
– Ты хорошо поспал?
– Да. Какой сегодня день?
– Все еще понедельник, – засмеялась Сидни. Значит, сейчас поздно, а не рано. Теперь, когда он знал наверняка, небо за окном показалось ему бесспорно вечерним небом: оно отливало жемчужным блеском, а по краям отсвечивало розовым.
– Я попросила подать обед в номер.
– Когда ты успела договориться? Майкл представил себе, как она стоит на лестничной площадке и кричит вниз, заказывая обед.
– На каждом этаже возле лифта есть внутренний телефон, чтобы можно было позвонить администратору и заказать все, что нужно. – Вот это да, – протянул Майкл изумленно. Сидни засмеялась, и он понял, что говорит в точности как Сэм. – Все это чертовски забавно, – добавил он, на этот раз подражая Филипу. Ему очень хотелось в один прекрасный день научиться разговаривать по-своему, никому не подражая, нo пока это ему никак не удавалось. – Я купила вечернюю газету. Сидни указала на диван, приглашая Майкла сесть рядом с собой. Он сел. – От тебя хорошо пахнет. Сказав это, она отвернулась и опять покраснела. Майкл провел рукой по зачесанным назад волосам. Ему тоже стало неловко.