Аульные ничего и не пытались скрывать, выложили все, что знали. Кулбатыр появлялся здесь ночью, ночью же и уходил. Вчера со стороны юрты покойного Жанбыршы, отца Аккагаз, доносились обрывки какого-то оживленного разговора и было там неспокойно... Впрочем, в последние дни это стало настолько привычным, что никто особого внимания не обратил. Только теперь начали догадываться, что Кулбатыр приезжал за женой, а куда они направились, это неизвестно. Трудно сказать и куда подевался Раис. Может, ушел вместе с сестрой и зятем, а может, отправился к родственникам в Кокжар, а оттуда на базар; он тут говорил, что нужно что-то купить. Между прочим, один из аульчан, пасший вчера овец возле Калдыгайты, видел двух всадников. Кто такие — разглядеть не удалось, были слишком далеко. Может, Кулбатыр с женой, а может, и нет, как знать? Во всяком случае, путь они держали мимо Кыземшека в сторону Аккумов...
Больше расспрашивать было не о чем. Да и задерживаться не имело смысла. Ясно: Кулбатыр ушел в пески.
Пока начальник милиции разговаривал с мужчинами, молодые парни его отряда походили по юртам, где их угощали свежим айраном[10], и между делом расспросили женщин и стариков. Те говорили примерно то же самое.
Салык приказал садиться на коней.
На другой стороне Калдыгайты они изъездили вдоль и поперек все окрестности, особенно тщательно обыскивали подножие Кыземшека. Но ни следов, никаких других примет проехавших недавно всадников обнаружить не удалось. Тогда преследователи направились к Аккуму — небольшой части песков Карагандыкум.
Салык сказал было, что неплохо бы пошарить здесь, в Аккумах, неподалеку от Косагача. Его поддержал и Шанау: бандит вполне может притаиться рядом с аулом, а потому нелишне как следует прочесать Аккумы. Но им возразил Баймагамбет. Местность он знал как свои пять пальцев, а потому заявил с уверенностью:
— Не станет Кулбатыр так рисковать. В случае чего, от погони ему в Аккумах не уйти. А теперь он к тому же не один, должен думать не только о своей шкуре. Если и можно где-то надежно укрыться, так только в Карагандыкумских песках. Они однажды спасли его.
Не согласиться с ним было невозможно. И лишь отряд двинулся туда, куда советовал Баймагамбет, как сразу же на северной оконечности Аккумов наткнулись на следы двух всадников.
Следы вели на запад. Салыку вспомнились слова пастуха из Жылкыкудука. Так вот они, эти пресловутые всадники, которых видел пастух возле Кыземшека!
Шаг следов был короткий. По всей видимости, всадники не торопили коней. Да и шли они по самому краю песков, где грунт не так зыбок, — очевидно, старались сохранить лошадей свежими как можно дольше. Теперь Салык уже почти не сомневался, что это Кулбатыр и его спутница — кому еще в этих местах ездить слишком далеко: коней-то берегли именно для дальней дороги.
Нынешнее лето выдалось сухим и жарким. Беспощадное солнце сжигало землю. Прежде эта окраина Аккумов курчавилась разнотравьем, нынче же к началу августа даже такие неприхотливые растения, как молочай, стали вялыми, безжизненными, осыпала свои почки полынь, не говоря уже о ковыле и пырее — те и вовсе сгорели.
Вот и сейчас путники чувствовали горячее дыхание суховея. Несмотря на то что еще, казалось, не ушло утро, рубахи намокли — хоть выжимай. Так и хотелось рвануть их на груди, подставляя ее потокам холодного воздуха. Но прохлады не было. Жар обжигал лица и сушил глотки. От стелющегося по земле горячего ветра дребезжали и позванивали пустые оболочки высохшего чертополоха.
Двигались до самого полудня, пока зной окончательно не вымотал бойцов. Тогда и устроили привал. Люди падали прямо на землю и мгновенно окунались в текучую дрему. Но через два часа Салык снова усадил в седла свое войско. К вечеру отряд достиг окраины Карагандыкумов.
В неглубоком овраге, густо поросшем кустарником, путники обнаружили маленький, но живой ручеек, вытекавший из бочажка у подножия склона. Тут и решено было заночевать. Коней пустили на выпас, не снимая седел, лишь ослабив подпруги.
6
Прошлая почти без сна ночь сказалась на людях: спали как убитые, хотя днем и вздремнули немного. А потому после полуночи, когда пришло время, Куспан едва добудился Киикбая, чтобы тот сменил его на посту.
— И засоня же ты, — ворчал Куспан, — растолкать невозможно.
— Все спокойно? — спросил Киикбай.
Глаза его по-прежнему были закрыты, и он то и дело ронял на грудь голову.
— Спокойно, — недовольно откликнулся Куспан.
Все еще не открывая глаз, Киикбай протяжно зевнул, неверной рукой поднял с земли и повесил на плечо дробовик и неожиданно зябко вздрогнул всем своим коренастым телом: продрог, оказывается, на сырой земле.
Голова постепенно прояснялась. Киикбай с завистью глянул на похрапывающих товарищей, потер щеки ладонями, отгоняя остатки сна, и, внимательно вглядываясь в ночь, пошел вверх по склону оврага.
Чернели вдали массивные песчаные барханы, отрезавшие часть неба на горизонте, над их пологими вершинами перемигивались притуманенно звезды. Где-то внизу журчала вода. Еще вечером, выбрав место поуже, парни соорудили из песка небольшую плотину, но теперь, наверно, воды накопилось слишком много, и она прорвала плотину. Там же, рядом с водой, пугливо всхрапывали и переступали кони. И страх их передался Киикбаю.
Он внимательно прислушался к темноте, стремясь уловить хоть какой-то отдаленный звук, потом, осторожно ступая, направился к лошадям. Обошел, пытаясь понять, что их потревожило. Но вроде все было спокойно. Нахлынувший неизвестно отчего страх начал рассеиваться. Киикбай опять зевнул, сладко, протяжно, и ему неожиданно вспомнился сон, который он видел до того, как его разбудил Куспан.
Сон был сумбурный, таких Киикбаю, кажется, и видеть никогда не приходилось. Может, это оттого, что накануне он сильно устал?
Сначала были какие-то звуки, будто где-то совсем близко ударяли в бубен. Шум нарастал. И кажется, прямо из этого шума проступили вдруг сверкающие глаза куланов. Они мчались куда-то, грохоча непривычно большими копытами, перепрыгивали друг через друга, метались в страхе. Потом в отдалении, но будто совсем рядом, появились огромные прозрачные фигуры великанов. Фигуры эти колебались, меняли свои очертания... К чему все это?
Он так задумался, что чуть было не растянулся на земле, споткнувшись о какую-то корягу. Шепотом выругался. Постоял, чувствуя, как голову вновь заволакивает дрема. Встряхнулся: да что это со мной! Несколько мгновений до боли тер глаза, будто это могло отогнать навалившийся сон, но добился лишь того, что в них появились какие-то посверкивающие оранжевые круги да резь.
«Думай о том, где ты и зачем ты здесь, — приказал он себе. — Кулбатыр — серьезный враг. Как волк может подкрасться и перерезать всех».
Эта мысль заставила его подобраться. Неслышно ступая, он опять пошел туда, где спали товарищи, потом вернулся к лошадям и снова поднялся на взгорок. И уже ни разу не позволил посторонним мыслям отвлечь себя. Он никогда лицом к лицу не сталкивался с Кулбатыром, даже издали видеть не приходилось. И все-таки он, казалось, очень хорошо знал его. По многочисленным рассказам легко можно было представить себе огромного, до отчаянности смелого и жестокого человека.
Рисуя в воображении портрет Кулбатыра, Киикбай будто нарочно отбрасывал все, что могло быть притягательным в нем. И чем больше он сейчас думал о Кулбатыре, тем настороженней становился. Ему помимо воли казалось: бандит где-то рядом, вот-вот подкрадется и набросится, а он, Киикбай, даже крикнуть не успеет. И пальцы, подрагивая, все крепче и крепче сжимали ремень дробовика.