– Нет! – следует односложный возглас, почти выкрик того, к кому обращены угрозы. – Нет. Никогда я не соглашусь на них. Я в вашей власти, Хиль Урага. Приставьте пистолет к моей голове, выбейте мне мозги – по вашим словам, вы вправе безнаказанно это сделать. Убейте меня любым способом, каким захотите, даже пытайте. Нет пытки более жестокой, чем видеть вас мужем моей сестры, хоть с моего согласия, хоть с ее собственного. Вы не заставите меня пойти на столь бесчестные условия, не добьетесь ничего и от нее. Моя благородная Адела! Она предпочтет видеть меня убитым, и сама умрет вместе со мной!
– Ха-ха! – Урага разражается взрывом насмешливого хохота, в котором угадывается нотка ненависти. – Это мы еще посмотрим. Может статься, сеньорита не отметет мои условия так бездумно, как вы. Женщины не так уж глупы, они наделены острым пониманием собственной выгоды. Ваша сестра способна лучше оценить щедрое предложение, которое я намерен ей сделать. Если же нет, то да смилуется небо над ней и над вами! Сеньорита лишится брата. Адьос, дон Валериан, я собираюсь обратить свои речи к ушам более благосклонным. И надейтесь, нет, молитесь, чтобы они нашли отклик.
С этими словами Урага поворачивается на каблуках и стремительно удаляется, оставив пленника лежать со связанными руками и сердцем, готовым выпрыгнуть из груди.
Глава 67. Жестокое испытание сестры
Шатер, занимаемый Аделой Мирандой и служанкой, не виден с места, где лежит связанный брат. Его загораживает другая палатка, а также заросли кустарника. Но из недавнего разговора дон Валериан понимает, куда направляется Урага, и каково его намерение. Раздосадованный отказом брата и дошедший до степени безрассудства, негодяй собирается потребовать ответа от сестры, напрямую и немедленно.
Практически без церемоний входит он в шатер, а едва оказавшись внутри, обращает к Кончите просьбу, а точнее приказ, удалиться. Урага делает это с тем остатком любезности, на какую способен в своем возбужденном состоянии, и объясняет свое поведение необходимостью сообщить сеньорите нечто, что, как он уверен, она предпочтет услышать без свидетелей.
Вырванная из своего отчаяния, юная девушка поднимает взгляд. В ее больших округлых глазах читаются удивление, гнев, мрачное предчувствие, страх. Метиска смотрит на госпожу, ожидая указаний. Так колеблется, но только мгновение. Нет смысла отказывать человеку, который имеет полную власть принудить их, и поведение которого свидетельствует о готовности прибегнуть к силе.
– Можешь идти, Кончита, – говорит хозяйка. – Я позову тебя, когда понадобишься.
Девушка с видимой неохотой уходит, но останавливается недалеко от палатки.
– Итак, дон Хиль Урага, – произносит дама, оставшись наедине с нежеланным посетителем. – Что хотели вы мне сказать такого, о чем никому нельзя слышать?
– Ну же, сеньорита, не начинайте так строго! Я пришел как друг, хоть какое-то время мог представать пред вами в обличье врага. Надеюсь, однако, вы поверите в мои добрые намерения. Убежден, так оно и будет, стоит вам узнать, в каком ужасном положении я оказался. Меня огорчает, что мои приказы предписывают столь суровое обращение с двумя пленниками. Но я лишен выбора – такова воля начальства.
– Сеньор, то же самое вы говорили и раньше, – возражает девушка, окинув собеседника презрительным взглядом. – Мне думалось, вы собирались сообщить что-то новенькое.
– Так и есть, сеньорита! Нечто столь неприятное, что мне трудно говорить, так боюсь я ужасно огорчить вас.
– Не бойтесь. После пережитого недавно я стала не такой чувствительной.
Вопреки врожденной храбрости и стремлению казаться спокойной, Адела трепещет, дрожит и ее голос. Она читает в лице мексиканца нечто, что будит тревожные предчувствия, предвещает ужас. Неизвестность невыносима, и, голосом окрепшим и вызывающим, молодая дама требует сообщить обещанные сведения.
– Донья Адела Миранда, – начинает Урага мрачно и размеренно, как доктор, оглашающий пациенту смертельный диагноз. – Мой долг повелевал мне арестовать вашего брата – долг тяжкий, как я уже упоминал. Но уже исполненная часть ничто в сравнении с тем, что требуется от меня далее. Вы говорите, что готовы к удару. То, что я собираюсь сказать, как раз может стать таковым.