— Оставайся с миром, человек, — сказал Арес после паузы. — Неси свой рок. Позднее мы встретимся.
Он кивнул Романовой, глаза техно-бога вспыхнули, он утонул в потоке плазмы, влился в молнию и ушёл в гиперпространство. Комнату обдало волной горячего воздуха, и все прерывисто выдохнули, не в силах сдержать облегчения.
— Братья и сёстры, — сказала Романова, вставая. — Вы видите, что я невиновна и чиста. Сыщик понял, что мы в смертельной опасности, и пошёл на хитрость, чтобы всех спасти. Прозаева и Поэтич вступили в сговор и хотели похитить сокровище Романовых, они убили собственных наследников, чтобы получить объединённый генетический материал… Но не преуспели. Однако, приняли решение следовать изначальному плану, пусть даже ценой собственной жизни. Я не вполне понимаю, почему. Моё сердце скорбит о Роме и Юле, чистых и непорочных. Нет участи печальнее на свете, чем та, что выпала этим детям.
— Но миша и зая всегда были врагами, — удивился Рюрик. — Помните, как они дрались десять лет назад во время угорской кампании? До остервенения.
— От ненависти до любви один шаг, — подняв палец, поучительно заметил Пушкин.
— Госсподи, — раздражённо прошипела Шувалова, — да они давно любовники. Вы бы сразу спросили, я бы вам сразу ответила! Из-за вражды семей не могли быть вместе и не могли встречаться в реале, вот им и приходилось годами прятаться и любиться в ментосферах. А я, великодушная, этим сволочам по доброте душевной помогала! Во имя любви.
— Не проще ли им было примирить два рода и сыграть свадьбу⁈ — поражённо спросила Ломоносова, для адекватности которой все эти драмы были совершенно непонятны.
— Милочка моя, не могли же они просто взять и прекратить вековую семейную вражду, — как идиотке объяснила ей Шувалова. И большинство аристократов, кажется, были с ней полностью согласны.
— Правом, данным мне волей Олимпиара! — громогласно сказала Романова, — Я отлучаю преступников от их семей! Отныне вы люди без рода и племени, и судить вас будет гражданский суд.
Гербы над головами бывшей Прозаевой и бывшего Поэтича погасли. Парализующее нечто прекратило своё действие, и убийцы обмякли, как побитые звери.
— Это ещё не всё, — сказал Одиссей.
Все повернулись к нему: князья с интересом, зайчиха с ненавистью, а медведь с фатализмом.
— Я не сказал одну важную вещь. На планете Диарра есть особый вид, огнегривые суланы. Существа этого вида касаются друг друга не только с целью убить, но и с целью дать потомство. Они изначально диморфны, то есть потенциально двуполы, но пол в них не развивается до момента первого прикосновения. В шестнадцать два сулана касаются друг друга и борются за жизнь, один умирает, а второй выживает и становится самкой. Он забирает генетический материал погибшего, соединяет со своим и вынашивает их потомство. Огнегривые суланы одновременно любят и убивают друг друга. Один раз в жизни.
Одиссей смотрел бывшей Прозаевой прямо в глаза.
— Но люди не такие. Нам дано счастье любить, не расплачиваясь за это жизнью, своей или чужой. Люди рождаются, чтобы найти друг друга и любить всю жизнь.
— Любовь слепа и глупа, — усмехнулась зайчиха горько и презрительно. — Я бы в любой момент променяла её на сокровище Романовых.
— На Руси два настоящих сокровища, — сказал Одиссей, подступив к ней вплотную, и его бледное лицо было опасно-спокойным. — С первого вы собирались бежать, а второе убили. Поэтому вы недостойны даже короны. А гражданский суд слишком милосерден. Вы достойны иного суда.
Бриллиантовая брошка Юли сверкнула в воздухе, когда Одиссей выдернул иглу из своей ладони и воткнул зайчихе в плечо. Игла хранила кровь Юли и Ромы, Фокс взял её, когда дети уже не могли почувствовать уколов. Теперь генетическая структура витального единства попала в Прозаеву и в Одиссея, зайчиха вскрикнула от неожиданности и боли, но Фокс уже держал её за плечо. Волна жара прошла по его телу, зайчиха пронзительно закричала, но не могла оторваться.
Князья бросились в стороны, чтобы не дай бог не соприкоснуться с ними, и Одиссей перестал замечать всё, что творилось вокруг. Его мир свёлся к лицу бывшей Прозаевой, она стала единственным смыслом для Фокса, самой близкой для него женщиной, которую он глубоко презирал, которой хотел отомстить за жестокую смерть Юли и Ромы, и которую одновременно… любил. Сейчас, в эту секунду.
Их дыхание и биение сердца совпали, женщина, чьего имени он так и не узнал, смотрела на него с обожанием, ненавистью, ужасом. А затем они вцепились друг в друга, как бешеные, ведь тело каждого хотело жить.