— Я! — прохрипела зайчиха. — Я!!!
— Нет, я, — сказал Одиссей.
Она была опасной в своём абсолютном эгоизме, у неё почти не осталось моральных ограничений, и она была готова на всё, ради того, чтобы жить. Её тело было моложе и сильнее, совершеннее, её апгрейды работали на износ, лишь бы победить.
Но её слабый противоречивый разум, её абсолютное неумение любить, её маленький ограниченный опыт и нетерпение, рвущееся из-под контроля, её неумение выдержать и смирить себя уже убили зайчиху. Она ещё не поняла и не поверила в это, но её разум уже смирился и тело уже сдалось. Уже признало, что Одиссей более высокая форма жизни, достойная жить. А она нет.
— Пожалуйста, — завыла зайчиха, взывая к его жалости, трясясь в его руках. — Я хочу жить, не убивай меня… пощади…
Её глаза искали Фокса, чтобы соблазнить его, воззвать к его мужскому естеству, но человек без апгрейдов ничего не ответил, он молча размеренно дышал и ждал, пока, содрогаясь в конвульсиях, зайчиха не испустит дух. Спустя секунды всё было кончено. Мир постепенно вернулся к Одиссею, он стал различать и слышать, что происходит вокруг.
Медведь лежал на полу, придавленный двумя князьями, и слёзы текли по его мохнатой морде. В отличие от прозаичной зайчихи, он умел верить в любовь. Поэтому Одиссей и не позволил витальному единству произойти между ними — зайчиха сожрала бы жизнь любимого и не поморщилась. Теперь наказание было справедливым: смерть для неё, годы страдания для него.
— Да что ты себе позволяешь, простолюдин! — заорал Рюрик, нависая над Фоксом, красный от ярости, брызжа слюной. Даже исключённая из аристократов, беспринципная убийца, едва не испепелившая его самого, зайчиха оставалась для него «своей», а детектив «холопом». — Мы добьёмся твоей казни! А если нет, я найму того, кто всё устроит. Чтобы ты знал, шушера, своё место!
— До вас до сих пор не дошло, — сказал Одиссей, вставая, — что мне покровительствует Олимпиар? Что Арес явился сюда не ради вас, а чтобы спасти меня?
Зал сковала абсолютная тишина.
Конечно, это была откровенная ложь. Но странный человек оказался прав во всём, что говорил до того, поэтому Рюрик отступил и побледнел. Его воинственность сдулась без следа.
— Ваше сиятельство, же не знали, — заворковал Долгорукий с нервной улыбкой на лице.
— С дороги, — бросил Фокс.
Он подошёл к молчаливой Ане, взял её за руку и вышел из янтарной комнаты, не оглянувшись на блистающее сокровище Романовых.
— Я очень хочу есть, — буркнул усталый детектив, раскрывая визио-меню. Его всё ещё лихорадило после массированного молекулярного обмена. И после того, как за жизнь пришлось бороться, все желания чувствовались гораздо острее. — Ты что-нибудь будешь?
— Нет, — Ана шмыгнула носом. Её волосы наконец перестали быть пронзительно-белого цвета, и сейчас находились где-то посередине серо-бурого спектра. Кажется, так выглядело чувство вины.
— Ана, всё будет хорошо.
— Я знаю. Думаете, я не знаю? Ваш метод прекрасно действует. Вы расщёлкали это дело на раз-два. Я поняла, что была дурой, когда вам не верила.
— Почему же ты страдаешь?
— Вы лучший сыщик сектора, вы знаете, почему.
— Мы не могли их спасти.
— Могли.
— Как?
— Уффф, — сказала Ана, потирая тонкими пальцами виски. — Как тут жарко!
Жарко здесь не было, но с реки подул свежий прохладный ветер, он принёс запах кувшинок и свежести, и девушка благодарно закрыла глаза. Одиссей уже видел её бойкой и полной оптимизма; дерзкой; сдавленной горем так сильно, что она не могла говорить; молчаливой и задумчивой. Теперь колеблющейся: Ана явно хотела что-то сказать, но не решалась.
— Чего изволите? — осведомился лесовичок-официант, незаметно возникший из ближайшего пня, как гриб после дождя.
— Золотую рыбку в луковом соусе, — Одиссей ткнул в первое попавшееся блюдо.
Ана молча отрицательно покачала головой.
— У нас есть эмо-коктейли для любого настроения, — видя её состояние, предложил лесовичок. — Не извольте грустить, а извольте….
— Если я захочу поменять настроение, я его возьму и поменяю, — разозлилась Ана. — Дайте мне помучаться спокойно!
— Ей что-нибудь лёгкое, — успокаивающе предложил Фокс. — Вот, например, «Сухая ботвинья из сайберского щавеля».
Ана закатила глаза и кивнула.
— Сию минуту-с! — пообещал лесовичок.
— Нет, не сию. Нам нужно время на разговор. Еду несите, когда мы закончим, а пока тссс, — детектив приложил палец к губам.