— Цедарианские наземные войска выдвигаются сквозь прорывы.
— Поднимайте платформы!
— Врата открыты! Время до перехода одна минута, — крикнул Фелькард, хватая Одиссея за плечо. — Мои лорды, ему нужно идти!
— Иди, сынок! — застонала мама. — Иди!
Их платформа начала возноситься, они становились всё меньше. Фелькард рванул бывшего принца и повлёк его за собой в сияющий портал.
— Мы найдём тебя, — закричал Оберон, поднимаясь в полыхающее небо. — Одиссей, я вернусь за тобой! Слышишь?
— Да! — мальчик вложил в этот крик все свои силы, всё, что мог.
Но они не нашли его ни тогда, ни потом.
«Я хочу знать то, чего не сказал мне отец» подумал Фокс.
Звёзды разом погасли, воцарилась темнота и тишина.
А потом раздался сдавленный стон:
— Одиссей?
Отец возвышался перед ним, как живой, прямо с поля боя, облачённый в королевский фазовый доспех, с атомным сокрушителем в руках, со смертельными ранами на груди и на шее. Как настоящий. Как…
— Одиссей, — потрясённо сказал он. — Это ты⁈
— Да, папа.
— Сколько тебе лет? Ты выжил! Ты нашёл планету сайн?
— Я выжил. Я не нашел планету сайн. Ты не сказал мне, что её надо искать.
— Прости меня, — лицо Оберона сморщилось, в глазах блеснули слёзы. — Прости меня, мой малыш. Я думал, что сумею вернуться и найти тебя. Я не смог. Я погиб в том бою.
— А мама?
— Мама выжила в той битве, она бежала через вторые врата. Я не знаю, что с ней потом стало. Моё время кончилось, и я не увидел. Уверен, она искала тебя, Одиссей.
— Мы с ней не встретились, — с трудом ответил Фокс. — Мне жаль.
— Не жалей нас, — рявкнул Оберон. — Мы прожили такую жизнь, которой позавидуют боги. Мы любили так, как никто не любил. И у нас был сын, который подобен солнцу, пылающий счастьем. Нам с мамой не о чем жалеть.
— Я хочу закончить то, что начал прадедушка, — сказал Фокс.
Оберон кивнул.
— Ты должен найти планету сайн, — сказал он. — Цедары уничтожили наш род, чтобы не дать нам попасть туда. Они уничтожили все глаза древних, наш — последний. И если ты принесёшь его на родину, план сайн будет завершён. Я не знаю, что будет после, но думаю, мир необратимо изменится. Цедары предчувствовали это. Впервые вся их раса предчувствовала одну, единую угрозу, поэтому они не смогли остановиться, чтобы обдумать и осмыслить опасность. Страх заставил их пойти коротким и неверным путём, напасть и убить всех Ривендалей.
— Кроме меня, потому что я перестал быть одним из вас.
— Да. Но в душе ты остался одним из нас. Найди планету сайн.
— Я отыскал их корабль-исследователь.
— Прекрасно! Глаз знает дорогу домой. Поставь его в корабль, и он приведёт тебя на их планету!
— Я осмыслю и обдумаю это. Прежде чем лететь.
— Хорошо, — отец прикрыл глаза, сберегая ускользающие силы.
— Но что за великий план? Зачем вы хотели, чтобы мир изменился навсегда? Как он должен измениться? Почему цедары посчитали это смертельной угрозой?
— Я не знаю.
— Но тогда почему ты уверен, что мне надо найти их планету и отнести туда глаз⁈
— Это сложно объяснить чужому человеку, — сказал Оберон. — Но ты и сам понимаешь, правда? Ведь ты носишь глаз. Я носил его много лет и знаю, что сайны добры. Они не случайно отказались от бессмертия. Я думаю, что они принесли великую жертву ради всех младших рас. Ради нас. Поэтому я думаю, что их план должен быть исполнен.
— Ты не знаешь правды, — проронил Фокс. — Но ты задал себе правильные вопросы, и ты думаешь, что понял.
— Да.
— Папа… Но самые могущественные силы из всех противодействуют сайнам. Ждут, когда я сделаю шаг, чтобы стереть меня в ничто. Ты думаешь, это возможно сделать? Ты думаешь, я смогу?
Оберон смотрел на сына внимательно, и в его взгляде Одиссею показалась гордость и вера.
— Ты выжил. Ты вырос. Мы воспитали тебя, и я знаю: ты сможешь что угодно.
Всё это время отец терпел смертельные раны, и сейчас, не в силах более сдерживаться, застонал, но пересилил смерть ещё на несколько секунд, и выговорил:
— Я признаю тебя, Одиссей Ривендаль, мой наследник!..
— Па…
Звезда в глазу погасла, и вместе с ней все звезды.
Человек очнулся, долгую секунду пребывая в кромешной темноте. Монолитная гладкость вокруг едва слышно зазвенела, дробясь на маленькие кристаллы, и Сердце вновь раскрылось. Фокс ощутил поток света, дуновение воздуха и осознал, что его лицо с одной стороны мокро от слёз. Он вытерся рукавом и резко оттолкнулся от тусклого стекла, покидая его навсегда. Сердце сайн закрылось за ним.