Ирина поразилась, как близко подошел он к решению, которое считалось вершиной развития неизмеримо дальше ушедшей науки и техники на ее родине. И Левашов предлагал ей поделиться своими знаниями и техническими возможностями, помочь довести до ума его конструкцию, одновременно, разумеется, отказавшись от своей галактической роли. Сменить, так сказать, флаг…
Она еще более была не готова к этому, чем они — к ее предложению. Даже нет, они были более готовы, у них сразу определилась позиция. Ирина же вдруг почувствовала себя голой на площади. Положение, из которого нет разумного и достойного выхода. Разве только прикрыться руками и бежать, куда придется.
Прикусив губу, она отвернулась к окну. И засмотрелась.
Сквозь мелкую сетку дождя пополам с легким туманом виден был мокрый лужок, раскидистая трехстволая береза, опустившая свои ветви почти до земли, а дальше расплывчато просматривались контуры безмолвных изб.
— Да, красиво… И грустно. Селигерское настроение… — тихо сказала Ирина. — Спасибо, мальчики, за откровенность. Вы всегда были настоящими друзьями. Главное — честными. А я поеду, наверное. Дел у меня много, да и муж беспокоиться станет. Ты как, Андрей, со мной поедешь или тут останешься?
— Не спеши, Ира, — попробовал ее удержать Левашов. — Пойдем, я тебе свою технику покажу. А если сразу не можешь от присяги отступить, так подумай: ведь когда мы с тобой эту штуку мою до ума доведем и обнародуем, история сама собой так изменится…
— Не положено передавать отсталым цивилизациям информацию или приборы, не соответствующие их уровню развития, — заявила она чужим голосом, лицо у нее было бледное и словно отсутствующее.
Новиков за ее спиной резко взмахнул рукой, приказывая Левашову замолчать. Олег пожал плечами.
— Ладно, Ира, поехали раз так… — сказал Новиков.
Уже садясь в машину, Ирина вдруг сказала Левашову:
— Будешь в Москве — заходи, подумаем, чем тебе можно помочь.
Новиков повернул ключ. На душе было погано.
Отъехав километров десять от деревни, он остановился.
В лесу дождь, и вообще-то очень мелкий, совсем почтя не ощущался, только шелестел не переставая в кронах медноствольных сосен. Песок дороги был поверху схвачен слегка намокшей и затвердевшей корочкой, будто снег — настом.
Тихо, сумрачно было в лесу, необычно, тревожно-торжественно, словно в заброшенном храме, где нет ни души, только почему-то горят, потрескивая, многочисленные свечи.
Ирина была совершенно городской женщиной, выросшей на московском асфальте, и безлюдный дремучий лес, совсем не похожий на тот, что окружал ее дачу, здесь, в сотне километров от ближайшего города, действовал на нее с необычной силой.
Ей не хотелось ни о чем говорить с Новиковым, но когда он открыл дверцу и протянул ей руку, молча подчинилась.
Она медленно шла рядом с ним, глядя себе под ноги, глубоко проваливаясь каблуками в песок, и вдруг ощутила, как начинает действовать на нее неяркая, но мощная красота окружающей природы.
— В березовом лесу — веселиться, в сосновом — Богу молиться, в еловом — с тоски удавиться… Похоже? — нарушил тишину Новиков.
— Очень… Это ты сам придумал?
— Это лет за пятьсот до нас, наверное, придумано. Моими… нашими предками. Скажи, вот сейчас кем ты себя больше ощущаешь, Ириной Седовой или… как там тебя звали?
— Не будем об этом. Ты для этого только остановился?
— Не только. Я просто не хочу, чтоб мы расстались навсегда. Да, я перед тобой виноват. И тогда, и сейчас. Только прими, как смягчающее обстоятельство, что я всегда стараюсь быть честным… Даже во вред себе.
— Новиков, ты знаешь, иногда мне хочется тебя ненавидеть.
— И сейчас. Сколько выгоды и удовольствия я извлек бы, завербовавшись в твои агенты. А я опять…
— У тебя в роду святых, случаем, не было?
— Святых не было. Но понятия о чести имелись. Возможно, и преувеличенные. Еще на Калке за ту честь головы клали. Кстати, и справка есть…
— От кого справка? — с веселым изумлением, впервые за этот день улыбнувшись, спросила Ирина. — От великого князя?
— Нет, из департамента герольдии. Деды-прадеды мои, к слову сказать, в бархатных книгах повыше Романовых записаны были, но по причине гонора и правдолюбия в основном в опалах пребывали.
— Вон как даже? А я и не подозревала, что с аристократом дело имела… Чего ж раньше этого не рассказывал?