Одиссей покидает Итаку
Книга первая. Гамбит Бубновой Дамы
Я буду писать историю людей более свободных, чем государственные люди, историю людей, живущих в самых выгодных условиях жизни для борьбы и выбора между добром и злом; людей, изведавших все стороны человеческих мыслей, чувств и желаний; людей – таких же, как мы, могущих выбирать между рабством и свободой, между образованием и невежеством, между славой и неизвестностью, между властью и ничтожеством, между любовью и ненавистью, людей свободных от бедности, от невежества и независимых.
Пролог. На далеком берегу
О да, мы из расы
Завоевателей древних,
Которым вечно скитаться,
Срываться с высоких башен,
Тонуть в седых океанах
И буйной кровью своею
Поить ненасытных пьяниц –
Железо, сталь и свинец.
В пространстве все происходит беззвучно. Соприкасаются ли кристаллики льда в хвосте кометы или взрывается звезда. Вполне возможно, что и в этом выражается рациональность природы, ее нежелание тратиться на ненужные эффекты там, где их некому оценить. И действительно – кто мог бы наблюдать, как в одном из секторов Дальнего Космоса, Бог знает в скольких сотнях или тысячах парсек от обжитых и освоенных мест, вдруг материализовался подпространственный звездный крейсер типа «Кондотьер-VII» – огромный, зеркально-блестящий, полыхающий фиолетовыми импульсами генераторов, – появился в реальном пространстве, гася околосветовую скорость до планетарной, и начал вдруг изгибаться по всем осям, деформироваться и искажаться, как искажаются очертания дальних предметов в жарком мареве пустыни.
Затем – через миг непредставимо короткий (или настолько же длинный – на границе подпространственных туннелей время теряет размерность и знак) крейсер исчез, растаял, растворился, после него осталось только невообразимой яркости бесшумное лиловое пламя. А потом – совсем уже ничего.
…Три человека в штурманской рубке крейсера – путевая вахта – вдруг ощутили легкую дрожь палубы. Дрожь мелкую, едва уловимую, возникшую где-то далеко в корме, но от которой внезапно и остро заныли зубы. Штурман вскинул голову на приборы, но не успел ничего увидеть и оценить. Потому что второй, теперь уже катастрофически мощной ударной волной корабль скрутило судорогой деформации, разрывая уши пронзительным до тошноты скрежетом рвущегося металла и грохотом ломающегося пластика.
И все!
Люди так и не успели ничего понять и почувствовать. Катастрофы в космосе если происходят, то происходят быстро.
Среагировали автоматы. Совсем ненамного, на тысячную долю секунды опередив ту вспышку, что превратила в плазму огромный по человеческим меркам корабль. Ходовая рубка, вынесенная на восемьсот метров вперед от главного ствола и на три километра от маршевых генераторов, имела автономный псевдомозг, и сигнал крайней опасности поступил в него прежде чем испарились волноводы.
Закрученные в тугие силовые коконы спасательных капсул тела трех космонавтов отделились от крейсера, уже начавшего превращаться в излучение и, изолированные от времени и пространства, полностью подчинились всему, что предусматривала включившаяся аварийная программа. Остальные двадцать два члена экипажа разделили судьбу своего корабля.
…Спасательные средства – вещь, безусловно, полезная. Беда лишь в том, что иногда они вместо смерти легкой и незаметной предлагают конец долгий и мучительный. Как в свое время, например, надувной жилет в полярных водах. Через триста лет в этом смысле мало что изменилось. Хотя виноваты, конечно, не сами средства, а всегда и только – не соответствующие средствам обстоятельства.
Три человека стояли на пологой, уходящей вдаль и вниз равнине. У дальнего горизонта стеной чернел лес, будто размашисто нарисованный тушью по серой бумаге, ближе по склону беспорядочно росли одинокие неохватные сосны, с низкого рыхлого неба бесшумно падал медленный снег, задергивая сумрачный пейзаж прозрачной, колеблющейся завесой. Трудно представить и еще труднее передать ощущения людей, только что, сию минуту сидевших в удобных креслах, в уютной и привычной тишине ходовой рубки могучего звездолета, не успевших ничего подумать, осознать, просто испугаться, наконец, – и вдруг выброшенных на унылую серую равнину, где косо летит пушистый снег, мертво шуршит промерзшая трава на голых подветренных склонах и вместо теплого ароматизированного воздуха из климатизаторов легкие обжигает сухой морозный ветер.