– Для тебя всегда все есть. Иди на свое место, сейчас подам…
Место было в углу, за ситцевой занавеской, круглый столик с доской из искусственного мрамора. Платить оперу не подразумевалось, само собой.
Шульгин уселся, расстегнул пальто, снял шапку. Пистолет на месте, удостоверение тоже, посидит-посидит Игнат за своим поздним ужином, да и пойдет домой, ничего не помня, кроме как дорогу от Арбата сюда да разговор с буфетчицей. Может, вздремнул в тепле да с устатку, и что такого?
– Катя, - крикнул он вслед, - неси двести. Неможется мне сегодня что-то, и перемерз.
Это Шульгин вспомнил Удолина. Якобы его сутры-мантры действуют исключительно при мощной алкогольной поддержке. Сейчас Шульгин собирался учинить столь глубокое проникновение, что не стоило пренебрегать ни малейшим шансом. Он видел, как лихо протащил их Константин в самый первый раз по этажам и уровням астрала, пребывая в весьма взбодренном состоянии.
– Понимаю, Игнат Лукьянович, ох, как я вашу работу понимаю, - тараторила буфетчица, выставляя и тарелку с горячими сосисками, и не двумя, конечно, и полный до краев стакан, и огурчик соленый. - Я здесь, худо-бедно, в тепле сижу, едоки то есть, то нет, а вам - мороз, пурга или дождь там - все одно, ходи, ходи… Отдохните, со всем удовольствием. Можно и до утра, трамваи, смотрю, закончились.
Часы над стойкой действительно показывали, что с трамваями - все.
– Спасибо, Катя. Я поем, потом разговаривать будем…
Сашка залпом выпил стакан - для себя, съел сосиски - для Игната, точнее, для поддержания легенды.
Что хорошо - память его, и без того от рождения великолепная, за последние дни превратилась в абсолютную. Это было очень кстати. Игроки и вообще всякие «силы» могут руководствоваться какими угодно собственными планами, строить прогнозы поведения подконтрольных объектов на базе математических или мистических моделей, но есть область высшего знания, им неподконтрольная по определению. Она сама себе и Гиперсеть, и система.
В кармане чекиста нашлись три пятнадцатикопеечных монетки (пятиалтынных), их все здесь при себе имеют, чтобы по телефону-авто мату позвонить. Ими он и исполнил шесть бросков на покрытый липкой клеенкой стол, загадав: «Что сулит мне проникновение в Сеть?» Два раза по три выпало одинаково - две сильных черты внизу, слабая вверху. Гексаграмма пятьдесят восьмая, «Дуй», по-русски - «Радость». Ну-ка, что под этим подразумевает учитель Конфуций?
Мысленно пролистал старый, с засаленными уголками страниц том. Вот он, нужный текст.
Сколько ни обращались Шульгин и Новиков к «Книге перемен» с ранних студенческих лет, когда философствующий Андрей сам подсел на древнюю мудрость и вовлек в это дело Сашку, всегда поражались. Хоть всерьез к этому относись, хоть как к интеллектуальной забаве - Книга отвечала именно на заданный вопрос. Никак иначе.
Сейчас спросил - пожалуйста!
«Если проникновение приводит к достижению известной цели, то в достижении цели человек находит большое удовлетворение. Это удовлетворение приводит его к переживанию радости. С одной стороны, в радости достигается выражение самодовольства, с другой стороны, в радости легко может наступить рассеяние.
«В начале девятка.
Радость от согласия.
Счастье!
Девятка вторая.
Радость - от правды.
Счастье! Раскаяние исчезнет.
Шестерка третья.
Радость - от прихода
Несчастье!
Девятка четвертая.
Радость от договоренности. Но еще нет равенства.
Если же стороны поспешат, то будет веселье.
Девятка пятая.
Если оправдаешь разорителей, то будет ужасно!
Наверху шестерка.
Влекущая радость!»
Толковать можно как угодно, особенно третью и пятую позицию. Но в целом итог предприятия должен оказаться положительным.
Он сгреб монетки, вернул на место.
Убедился, что буфетчица занялась своими делами, в ближайшие минуты не потревожит, ощутил, как водка начала свое мистическое дело, преодолевая гемато-энцефалический барьер, и начал погружение.
Всяко бывало: пробкой выскакивали в межгалактическое пространство, плавно входили в путаницу цветных туманностей, струн и псевдотоннелей. Ростокин с их подачи вообще очутился в жутко реалистическом пространстве выдуманного им самим тринадцатого века. Сашка повидал такое, что без крайней необходимости и вспоминать не хочется. У друзей наверняка бывали подобные же моменты. Не зря лучший друг Андрей по поводу некоторых своих «видений» предпочитал ограничиваться самыми общими описаниями и рассуждениями.