– Хотите, пейте, конечно, я по-настоящему не научился, некогда было.
– И выпью, какие наши годы? Талант все равно не пропьешь. Давай, Игорек…
Ростокин не первый уже раз поражался, как здорово у Александра Ивановича получается. С ходу умеет изобразить алкоголика любого типа. Напивающегося долго, трудно, через фазу бессмысленных и безумных откровений впадающего в глухую отключку. Легкого, искристого, читающего стихи и запевающего песни, готового на прекрасные безумства, как старинный гусар типа Дениса Давыдова: «Предки, помню вас и я, испивающих ковшами и сидящих вкруг костра с красно-сизыми носами». Разбалтывающего государственные тайны и соблазняющего неприступных женщин. Тупого хама, после второго стакана настроенного бить морды всем и каждому и получать в ответ, если сюжет требует.
Только по-настоящему, легко и от души расслабившегося Шульгина Игорь никогда не видел. Или не сошлось ни разу, или он вообще на такое не был способен.
Какие в здешнем космофлоте адмиралы, Сашка до сего момента представления не имел. Царских, от Канина до Колчака, знал, этих - нет. Хитро подмигнув, выцедил сквозь зубы рюмочку светлого «Лерондей», бросил в рот спрыснутую лимонным соком королевскую креветку, откинулся на спинку стула, блаженно улыбаясь, обрезал очередную сигару.
– Хорошо… Хорошо вы здесь, братцы, живете. Как мне надоело в грязных окопах сидеть! Сапоги насквозь, запасных портянок нет, проклятый дождь, офицерская шинель, прошу заметить, легко впитывает в себя полтора ведра воды. Проверено. Дров тоже нет. Артиллерийский порох печку быстро нагревает, так задохнуться можно… Самогон только жиды из Сморгони привозят, не каждый день, и дерут, ох как дерут… Снаряды, вы говорите? По три штуки на орудие, и как с ними прикажете фронт держать?
– Что это с ним? - слегка даже испуганно спросил Маркин. Ему с такими делами сталкиваться, пожалуй, не приходилось. - Белая горячка?
– Нет, Валентин Петрович, наверное, опять с прошлым перемкнуло. Сморгонь, окопы, «жиды», три снаряда - это, кажется, Первая мировая. Сто сорок лет назад.
А Сашка продолжал веселиться, четко отслеживая окружающую обстановку.
Плеснул себе и Ростокину того же соломенно-желтого коньяка.
– Ладно, с войной понятно. Фронт мы тогда все же удержали. Не то что в сорок первом. А вот каким образом вы с теми пришельцами разобрались? Пятерых, кажется, в плен взяли? Это ж, если по одному и старательно допрашивать, какую уйму информации можно было получить. Вы, сейчас, наверное, и вправду самый информированный человек на Земле и в окрестностях… Может, поделитесь?
Рубикон перейти удалось. Маркин не выдержал. Не в том дело, что человек он был неустойчивый, а в том, что Шульгин нашел к нему подход не с той стороны, откуда у него была защита выстроена.
– Поделюсь. Только не здесь…
Терем, само собой, был давно и надежно блокирован, для того и Ростокина сюда пригласили, чтобы исключить его из роли наблюдателя или воеводы «засадного полка». С балкона все подходы к терему просматривались и простреливались, и боевики Маркина отсиживались по соседству, контролируя обстановку только дистанционно. Когда же Игорь пересек улицу и взошел на крыльцо, кольцо сжали до порогов и подоконников.
Адмирал решил, что для того чтобы задержать и пригласить для собеседования двух человек, шестерых опытных космодесантников будет достаточно. Да он сам седьмой, в центре событий.
Чем там подал исполнительный сигнал адмирал, неизвестно и не важно. Голосом, жестом, нажатием тайной кнопки…
Ребята вошли - молодые, крепкие, уверенные в себе, без оружия. Зачем оно в пределах ограниченного помещения? Три шага в любую сторону - и попадаешь в ласковые стальные объятия. Даже бить не станут. Разошлись по ключевым точкам, ко всем окнам, к ведущей на второй этаж двери, приняли позу «вольно», сделали безразличные лица.
Судя по всему, им даже неинтересно, что это за операция.
– Игорь, - обратился Маркин к Ростокину, - твой товарищ явно не способен больше к серьезному разговору. Сейчас поедем на нашу базу, а там с утра спокойно и планомерно все обсудим. Его проблемы, твои и наши общие.
Журналист немедленно вспомнил свое собственное настроение еще до всего, когда он только вернулся на Землю и попал в тиски между Артуром и Паниным с его компанией. Мелькнула тогда у него мысль обратиться за помощью к Маркину и его могучей организации и сразу пропала. Интуиция знатока психологии и опыт подсказали, что не тот человек Валентин Петрович. Не способен он отвлечься от формул и, как тот же отец Григорий, помочь бескорыстно, исходя из принципа, что справедливость выше права. Мозги забиты инструкциями, корпоративными интересами, и ничего человеческого, в нашем разгильдяйском русском смысле, в нем не осталось.