Выглядела Наташа по-прежнему великолепно, красиво причесана и со вкусом подкрашена, костюм на ней был совершенно сногсшибательный, будто ей предстояло посетить какой-нибудь великосветский раут, но Дмитрию показалось, что равнодушнее стал ее взгляд и холоднее голос.
«Ну-ну», — подумал он и сказал:
— Не преувеличивай, Натали. На моем месте так поступил бы каждый. Скажи лучше, что теперь будем делать?
— Как я и говорила. Оставь контейнер здесь, на столе, и можешь возвращаться домой. Хоть сейчас. Разумеется, условия остаются в силе. Вознаграждение ты получишь, какое захочешь.
Воронцов кивнул.
— Мавры делают свое дело, но какова текучесть кадров… Что бы такое попросить пооригинальней? Но для полноты картины расскажи, что же я все-таки принес. По правде… И как эта штука функционирует?
— Как что? Я же тебе уже говорила. Если тебе не нравится название «Книга», можешь считать ее своеобразной видеокассетой. К ней подключается источник питания. Информация воспроизводится на внешней поверхности. Можно подряд, можно выборочно. Ничего сложного.
— Могли бы и автономное питание встроить… Где его теперь искать? И какие должны быть у него характеристики? Сила тока, напряжение, емкость?
— Почему это тебя интересует? — спросила Наташа подозрительно.
— Ну как же. Интересно. Головой рисковал, а за что? Думаю, здесь все же можно найти подходящий аккумулятор…
— Ничего у тебя не получится. Оставь, без тебя разберутся…
— А так хотелось картинки посмотреть, — протянул Воронцов. Перед возвращением он для снятия напряжения принял очередную наркомовскую норму, в Замке выпил кофе, и настроение у него было несколько веселое.
Но когда он перешел к главному, взгляд у него стал жестким, будто прицеливающимся. Таким Воронцов бывал нечасто, и этот его взгляд очень не любили подчиненные, да пожалуй что и начальство…
— А если без шуток, то ничего я оставлять не буду. — Он выдержал паузу. — 3наешь, когда я так решил? У брода. До того колебался, а там четко понял. Чего вдруг? Мало ли что там записано? Сколько наших людей за нее кровью платили, и своей, и чужой. Пусть вначале форзейли все покажут, а там уже делиться станем: что нам, что им…
Похоже, такого поворота событий пришельцы представить не могли.
Сначала его уговаривала и убеждала Наташа. Она использовала все доступные ей эмоциональные, этические и логические доводы, припомнила даже древнеримское правило: «Договоры должны соблюдаться», сулила все мыслимые блага как земного, так и галактического ассортимента. Он же, изображая на лице упоение собственной значимостью, сидел в кресле, вытянув ноги в пыльных сапогах, пил пиво «Тюборг» из ледяной бутылки и изощрялся, изобретая все новые формы вежливых, но категорических отказов.
При этом с усмешкой думал о себе, что человеку, умеющему часами бродить по торговым кварталам Бомбея, Манилы, Стамбула, при этом ничего не покупая, наводящему страх и уныние на самых прожженных стивидоров и агентов по снабжению в портах трех континентов, не страшны никакие пришельцы. Слабо им по-настоящему торговаться.
— Ладно, Натали, давай заканчивать. Я сказал все, да и устал порядочно. Соглашайтесь. Ваша позиция отдает дешевым снобизмом — непременно вам подавай право первой ночи. Поразмысли там вместе с хозяевами спокойно, и поймете, что я прав. А мне пора домой, честное слово… — Наташа молчала, и он продолжил: — Не думаю, что они меня тут задержат навечно. Принципы не позволят. Уважение прав человека, свободы воли и так далее. А если я, упаси бог, ошибаюсь, то и это предусмотрено… Когда-то я был довольно неплохим минером и на всякий случай сообразил тут кое-что. — Он похлопал ладонью по крышке контейнера. — Пятьсот грамм гексогена, взрыватель тройного действия с секретом. Как говорится, в случае моей смерти прошу не обижаться…
— Да, Дим, — сказала Наташа. — Они тебя неправильно просчитали. И я тут виновата. Они ведь через мое восприятие и мои чувства тебя оценивали, поскольку датчик ты отключил. А я и вправду поверила, что ты все сделаешь, как надо.
— А я и сделал, как надо. Разве нет? Или ты, кроме как по-ихнему, думать сейчас не можешь?
— Я сейчас как раз по-своему думаю. И мне грустно, что я снова в тебе ошиблась. Сейчас мне придется уйти, свою роль я сыграла… Я уйду, мы опять расстанемся, теперь уже навсегда, а что и как будет со мной, я не знаю… — Лицо у нее стало потерянным и несчастным.