Молчали и повстанцы, понимая состояние батьки. После минутного молчания, как бы в память о погибших, Нестор вновь заговорил:
— Как вы поняли, я не разделяю радужные надежды Белаша. Я уже давно предлагал штабу увести армию на запад, в Галицию, где мы могли бы помочь трудовому народу защититься от большевистской опасности, не дать распространиться дальше этой заразе. Мы пытались строить общество на ненасильственных анархических принципах, но большевики не дали нам этого сделать. Борьбу идей они превратили в борьбу людей, залив многострадальную страну морем крови. Они лишают труженика иллюзий лучшей жизни, они создают полицейское государство, нищее и несправедливое, где будут исключены радость труда, самодеятельности и творчества. Власть большевиков выпестует поколение демагогов и диктаторов, приведёт к полному отрыву правителей от народа, и это явится началом конца их тирании. Мы расстаёмся с чувством выполненного революционного долга. Да здравствует сплочённость и солидарность трудящихся. Спасибо вам за всё.
Нестор, поклонившись народу, сошёл с тачанки. По знаку Белаша трубачи заиграли построение. При разделении отряда на группы у Белаша оказалось чуть ли не в два раза больше повстанцев, чем у Махно.
— Ты не в обиде? — спросил он Нестора.
— За что?
— Ну, что я увожу больше бойцов.
— Что ты, Виктор. Они поверили в этот путь, дай бог им пройти его. Не могу же я звать их за собой силой.
— А ты так и не веришь в этот наш путь?
— Нет, Витя.
— А что же кивал во время моего выступления?
— Неужели кивал?
— Да. Сам пишешь и так вот киваешь.
— А-а, — усмехнулся Нестор. — Это я под рифму кивал, извини, не под тебя. Хорошо, что напомнил.
Махно достал записную книжку, развернув её, вырвал исписанный лист, подал Белашу:
— Возьми на память, Витя, прочтёшь после. А сейчас давай прощаться.
Они обнялись, расцеловались. Белашу показалось, что в глазах батьки сверкнули слёзы. Трогательным было и расставание рядовых повстанцев, кто-то даже, не стесняясь товарищей, плакал. Уже когда разъехались, Белаш, сидя в тачанке, вспомнил о записке Нестора, достал её, прочёл:
— Эх, Нестор, Нестор, — вздохнул Белаш. — Когда же востребуется наша суть? Знать бы.
С Махно вызвалась идти меньшая часть отряда в 400 сабель. Понимая, что с такой силой ему не пробиться даже на Правобережье, Нестор отправился на Дон в надежде объединиться с отрядами Пархоменко и Фомина. Но тщетно. Фомин распустил свой отряд по обещанию амнистии. Пархоменко рейдировал где-то в Воронежской губернии.
Дорога группы Махно на Запад проходила, в сущности, в обстановке беспрерывных боёв и почти безостановочной гонки. Если бы к батьке по пути не приставали осколки других повстанческих отрядов, то вряд ли ему удалось бы добраться до Днестра.
Август 1921 года стал, пожалуй, самым трагичным для Нестора, он нёс большие потери, лишался самых дорогих людей. Ещё пробиваясь через Херсонщину, наводнённую красными, повстанцы потеряли Дерменжи, Петренко, Клейна. Начальник штаба Тарановский, попавший в руки разъярённых комбедовцев, был заживо сожжён на костре. Там же, на Херсонщине, погибла и подруга Галины, Феня Гоенко. Тревожной ночью, обливаясь потом и слезами, Зиньковский рыл ей в степи могилу. Они любили друг друга. Но слишком коротка была эта любовь.
Махновская группа была столь мала по сравнению с массами красных дивизий и корпусов, терзавших её, что за время этого рейда красные несколько раз сообщали о гибели Махно, находились даже свидетели его смерти. Видимо, усыплённая сообщением об очередной смерти «бандита Махно» первая кавбригада 7-й дивизии (600 сабель) благоденствовала на хуторе Приют, когда на неё налетел батька с 50 бойцами и одним ручным пулемётом, захватил 25 пулемётных тачанок с боезапасом и был таков.