— Кому помочь? Недорого. Надёжно. Пронесём.
Но народ, видимо, уже был учёный, знал: обойдётся и дорого, и ненадёжно, и унесут; ещё глядишь и самого разденут. Даже рыжий сосед не «клевал» на зазывные предложения. С обречённым убитым видом сам волочил свой чемодан по перрону. Опытным взглядом Нестор определял этих несчастных: испуганные, униженные лица.
«Э-э, нет, — подумал Махно, — с виноватой рожей загребут, как пить дать. А у меня ж ещё и наган. Шлепнут за милую душу».
Поэтому он остановился, поправил на себе френч, фуражку, пожалел, что не побрился в Тамбове и, подхватив чемодан, пошёл уверенным шагом через вокзал, на выход. Именно там красноармейцы с винтовками «фильтровали» приехавших. Махно спокойно подошёл к контролю, поздоровался:
— Здравствуйте, товарищи.
— Здравствуйте, — отвечали те не очень-то вежливо. — Что у вас в чемодане?
— Запасное бельишко, мыло, щётка. Открыть?
— Нет. Проходите.
И тут же со стороны других контролёров послышалось жалобное причитание рыжего:
— Товарищи, дорогие, у меня дети, жена больная...
— Давай, давай, в отделении доложишь, не верещи.
Махно кинул в пролётку чемодан, сам впрыгнул следом.
— Куда прикажете, уважаемый? — обернулся бородач.
— На Введенку, любезный, дом 6.
Зацокали копыта, заколыхалась подрессоренная пролётка. Махно смотрел по сторонам, что-то не нравилась ему Москва. Облупленные стены домов, кучи мусора, серые спешащие куда-то люди, чувствовалось какое-то запустение.
— Первый раз в Москве-то? — спросил полуобернувшись бородач.
— Да нет, живал здесь.
— И иде ж, если не секрет?
— В Бутырках, папаша.
— О-о-о, — протянул многозначительно кучер. — Х-харошая фатера. Знатца, выходит, из товарищев будете?
— Угадал, отец, из товарищей.
— Часом, не из чеки?
— Нет, не из Чека. С Украины я.
— Ну, стал быть, я тя спрошу, раз ты товарищ. Вы что ж, так и будете заготовлять хлеб по вокзалам? Отымать у тех, кто за свои кровные его купляет?
— У нас так не делается, отец. Мне это тоже не нравится.
— А не нравится, так и скажи там наверху. Небось вхож туда. Разве ж так можно над народом изгаляться? Ране, бывало, я за копейку куплю у Филиппова булочку, съем и хорош. А ныне и за тыщу рублей такой не найдёшь. Зачем тогда Николашку скинули? Большаки, язви их в душу, править взялись, а толку?
Всю дорогу ворчал бородач, и горчило на сердце у Нестора от жалости к старику, от его сермяжной правды, от собственного бессилия утешить несчастного. Одно и смог — уплатить двойную цену за проезд.
— Сразу видно, человек с понятием, — поблагодарил извозчик. — Спаси тя Христос.
Нестор поднялся на второй этаж, позвонил. Дверь открылась, перед ним стоял незнакомый интеллигентный человек приятной внешности, с доброжелательной улыбкой.
— Проходите, пожалуйста, — пригласил он.
— Я Махно, — представился Нестор.
— Боровой, — отвечал хозяин, указывая гостю дверь кабинета. — Сюда, прошу вас.
Лишь в кабинете Боровой спросил:
— Вы к кому, товарищ Махно?
— Я хотел бы видеть Аршинова.
— Он бывает у меня два раза в неделю, обычно во вторник и пятницу.
— Где я могу застать его?
— Скорее всего, в Федерации, сейчас она в Анастасьевском переулке.
— Вы позволите оставить у вас чемодан? Так неудобно с ним в городе.
— Ради бога.
Оставив чемодан, Махно вышел на улицу и направился к Пушкинскому бульвару. Почувствовав голод, зашёл в ресторан. Обед ему не понравился, о чём Нестор не преминул выговорить официанту:
— Дерёте такие деньги, а чем кормите?
— Чем располагаем-с, — огрызнулся официант. — Не нравится, не еште-с.
Махно, уже набалованный гуляйпольским вниманием, хотел устроить хаму скандал, но вовремя вспомнил, где находится, и что привлекать здесь к себе внимание не следует.
Недовольный вышел из ресторана, не успел пройти и десяти шагов, как услышал радостное восклицание:
— Ба-а! Кого я вижу?! Нестор!
Перед ним, раскинув руки для объятия, стоял его однокамерник по Бутырке Козловский. В новенькой кожанке, в высоких сапогах, белокурый красавец.
— Мечислав! — воскликнул с искренней радостью Махно.
Они обнялись, расцеловались.
— Уж не Чека ли ты? — спросил Нестор.
— Нет, бог миловал. Я всего лишь участковый милицейский комиссар.
— Всё равно лягавый.
Козловский не обиделся, посмеялся даже.
— Ах, Нестор, мы революционеры, сам понимаешь. Куда пошлёт революция, туда и идём. Кто-то же должен поддерживать порядок.