Ленин встретил Нестора столь любезно, что у того мигом пропала робость перед вождём. Пожал крепко руку и, не отпуская её, провёл к креслу, поддерживая другой за плечо:
— Вот сюда, пожалуйста, прошу вас. — Кивнул Свердлову: — Яков Михайлович, садитесь и вы.
Сам сел напротив Махно, спросил:
— Вы из какой местности, товарищ?
— Я из села Гуляйполе, Александровского уезда Екатеринославской губернии.
— О-о, самый юг России. Прекрасно. Скажите, пожалуйста, как там крестьяне восприняли наш лозунг «Вся власть Советам!»?
— Крестьяне поняли его так, что вся власть на местах должна осуществляться в согласии с их волей, что они сами должны её выбирать из своих рядов.
— Вы считаете, что такое понимание нашего лозунга правильное?
— Да, — твёрдо отвечал Нестор.
— В таком случае крестьянство ваших местностей заражено анархизмом.
— А разве это плохо?
— Я не хочу этого сказать. Наоборот, такое понимание ускоряет победу коммунизма над капитализмом и властью буржуазии.
— Мне это лестно слышать, — улыбнулся Махно.
— Нет, нет, я серьёзно утверждаю, что такое понимание крестьянством нашего лозунга ускорило бы победу коммунизма над капитализмом. Но я только думаю, что такое явление в крестьянстве неестественно.
— Почему, товарищ Ленин?
— Потому что оно занесено в их среду анархистами пропагандистами и может быть скоро изжито. Я даже полагаю, что сейчас под ударами контрреволюции оно уже изжито.
— Простите, товарищ Ленин, но вождю революции нельзя быть таким пессимистом и скептиком.
Тут вмешался Свердлов:
— Так, по-вашему, нужно развивать это анархистское явление в жизни крестьянства?
Махно повернулся к нему:
— Выходит, ваша партия развивать его не будет?
— А во имя чего его нужно развивать? — напористо спросил Ленин. — Во имя того, чтобы раздробить революционные силы пролетариата. Так? Чтобы открыть путь контрреволюции и своей рукой повести пролетариат на эшафот?
Махно помрачнел и ответил сердито:
— Анархизм и анархисты никогда к контрреволюции не стремятся и не ведут к ней пролетариат.
— А разве я это сказал? — спросил Ленин. — Я имел в виду, что анархисты, не имея своей организации широкого масштаба, не могут поднять пролетариат и беднейшее крестьянство на защиту завоеваний нашей революции, на защиту того, что нам всем дорого.
— Вы меня обижаете, товарищ Ленин. В нашей волости именно анархисты защищали завоевания революции, противостояли Центральной Раде и пытались остановить наступление немцев. Другое дело, что не смогли в силу своей военной слабости, но пытались же.
— Насколько мне известно, там сражались и наши красногвардейские отряды с большим революционным мужеством.
— Ах, товарищ Ленин, я участник разоружения казачьих эшелонов, следовавших с противогерманского фронта в 17-м и начале 18-го года, и хорошо знаком с «мужеством» ваших красногвардейцев и особенно их командиров. Мне кажется, вы, имея о нём сведения из третьестепенных рук, преувеличиваете это самое «революционное мужество».
— Как так? Вы его не признаете?
— Признаю, но не таким великим, как вы его себе представляете. А скорее бледным, простите, и ничтожным.
— Вот как? А чем же объясняете?
— Тем, что красногвардейские формирования производились наспех, почти без боевой учёбы. И главное, я уже говорил товарищу Свердлову, что воевали-то они в основном по железным дорогам, не рискуя отходить от них более чем на 10 вёрст. Что ж это за война, когда нет ни фронта, ни тыла, на который можно опереться. О каком союзе с крестьянством можно говорить? Когда в большинстве деревень красногвардейцев не видели, а если и видели, то, извините, в качестве мародёров и грабителей.
— Даже так? — помрачнел Ленин.
— Что же делали революционные пропагандисты по деревням?
— Они были редки и крайне беспомощны. Зато контрреволюционных пропагандистов там хоть пруд пруди. Товарищ Ленин, время требует решительных действий всех революционеров во всех областях жизни и деятельности. Не учитывать это, особенно у нас на Украине, значит, дать возможность контрреволюции, гетманщине укреплять свою власть. Это грозит революционной России потерей Украины.
Краем зрения Нестор заметил, что Свердлов улыбается. «Чего это он? Наверно, рад, что такого информатора вождю приволок».
Ленин, наоборот, сцепив пальцы рук и наклонив голову, думал. Затем выпрямился, сказал Нестору: