— Вы тут?
— Здесь, — отвечал Лютый. — Что там случилось, Харитина? Кто нас предал?
— Да никто не предавал. Просто вчера кто-то из вартовых видел, как от меня люди выходили. Вот и явились. Хорошо Холявко закричал: «Хозяйка, кажи кто у тебя!» Не Микола, накрыли б вас сонных в курятнике эти псы.
— А как же бомбы?
— Какие бомбы?
— Ну у нас под подушкой были.
— Микола, наверно, спрятал. Он сразу кинулся в боковушку. Потом вышел оттуда, доложил унтеру: « Ничего не обнаружено». А те пошарились ещё в горнице, на печке. Вижу, ничего не нашли, я и начала их срамить, такие-сякие, честную вдову позорите.
— Да мы уж это слышали.
— Сидите тут теперь до вечера, пойду приготовлю чего вам поесть.
— А как передашь?
— Да вот сюда принесу в корзинке, оставлю. А вы после возьмёте. Но чтоб до вечера носа не высовывали.
Часа через два Харитина пришла, поставила корзину у плетня, сказала негромко:
— Ваши бомбы Холявко под перину сховав, — и, напевая, пошла ко двору.
В корзине оказался пузатый обливной горшок, доверху наполненный варениками, там же была и баклага с водой.
За долгий летний день и выспались, и окончательно уговорились, как будут ликвидировать немецкий штаб. Едва зашло солнце, выбрались из лопухов и направились к хате.
Бомбы, забытые ими впопыхах под подушкой, были засунуты под перину.
— Вот видишь, как это важно иметь среди врагов своего человека, — сказал Нестор. — Ты его видел?
— Кого?
— Ну Холявку этого? Миколу?
— Вот те раз. Я его с хлопцами вербовал.
— Передай ему от меня благодарность.
Наряжаясь вновь девицей, Нестор сетовал:
— Конечно, было б лучше днём рвануть штаб, когда там офицерня. А сейчас что? Только разве дежурный с часовым.
— Ничего. Всё равно переполоху наделаем. Напомним им, где они находятся. Важно Качать, шоб народ нас почув.
Но когда Махно надел юбку, кофту и дамскую шляпку, возник вопрос: а куда же положить бомбы? Ну пистолет за пояс, под кофту. А бомбы? Карманов у юбки и кофты не оказалось. Сообразила Харитина, притащила маленькую сумочку.
— Ото таки барышни носят в Александровске, в них румяна та гроши ховают.
Кое-как втиснули В сумочку две бомбы, но закрыть её уже не смогли.
— A-а, ладно, — сказал Нестор. — Так даже лучше, расстёгивать не надо. Взял и кидай.
И вышла со двора под ручку парочка — парень и девица. Всё путём, парень почти на голову выше её. Направились к центру, к Соборной площади, куда обычно стекалась молодёжь.
Где-то впереди играла гармонь, слышался девичий смех, и чем ближе к центру, тем чаще стали попадаться патрули, обычно из двух солдат с винтовками. Немецких можно было не опасаться, солдаты никого не знали. Вот вартовские патрули были опасны. В варту — украинскую полицию — набирали, как правило, из местных, и среди них попадались особо рьяные служаки.
Но нашей парочке везло. Махно, вспомнив своё участие в самодеятельности, ещё до первой революции, вполне вошёл в роль девицы: вилял как и полагается задом, тоненько хихикал и вообще кокетничал, прижимаясь к своему кавалеру, тем более что между ними находилась дамская сумочка с бомбами и вес её надо было делить на двоих, чтоб со стороны она не казалась увесистой.
В штабе были освещены все окна, и к входу тянулись немецкие офицеры, некоторые с дамами. Слышался говор, из штаба доносилась музыка.
Нестор радостно сжал руку своему спутнику, шепнул:
— На ловца и зверь бежит. Ждём, когда все войдут.
Судя по всему, у немцев был какой-то праздник. На площади — патрули, у входа — часовой.
Чтобы не привлекать к себе внимания, они прошли к палисаднику одного из домов, сели на лавочку. Здесь и вартовский патруль, если явится — не опасен. Мало ли парочек милуется по тенистым местам.
Наконец цепочка спешащих на праздник офицеров иссякла, и Нестор сказал негромко:
— Пора, Петя, помни, если часовой не подпустит близко — стреляй.
— Я постараюсь без шума.
Они поднялись и, так же держась под ручку, направились к штабу. Чем ближе они подходили, тем всё спокойнее и хладнокровнее становился Махно, сам себе дивясь: «Главное, не промахнуться. Эва по таким-то окнам и дурак попадёт».
Переждав, пока отдалится очередной патруль, они разделились: Лютый пошёл к входу, где стоял часовой, а Махно — ближе к окнам, нащупывая в сумочке бомбу.
Лютого остановил раздавшийся сзади тревожный возглас: