— Ах ты, сука, ах, подстилка вартовская, — и обернувшись к Лепетченко: — Бегите до её хаты, синие ставни, там у неё голова вартовский ховается. Бегите, берите борова тёпленького.
Истошные крики любовницы вартовского начальника услышал часовой на площади и выстрелил вверх, поднимая в лагере тревогу. Но этот выстрел стал сигналом и для повстанцев. Кто уже успел приблизиться к площади, начал кидать гранаты. Открыли стрельбу. И хотя внезапность была сорвана и бой начался преждевременно, он застал вартовцев врасплох и к тому же в отсутствие своего командира.
Взрывы и треск стрельбы посреди села всполошил жителей. Заскрипели ворота, захлопали калитки, и по улице побежали к центру парни, мужики с ружьями, обрезами, а то и с вилами помогать повстанцам.
— Сдавайтесь! Вы окружены! — кричал Махно, потрясая пистолетом.
— Бросай оружие, — вторил Каретников.
Бой был скоротечен. Ещё толком не проснувшиеся гетманцы не смогли оказать серьёзного сопротивления. Гранаты, рвавшиеся среди табора и поражавшие многих вартовцев, мигом сломили уцелевшим волю к сопротивлению.
— Не стреляйте, не стреляйте, мы сдаёмся. Мы свои.
— Раз свои, бросай оружие.
Разоружённых уцелевших гетманцев сбили в одну кучу к церковной ограде, приказали сесть, и сбежавшиеся жители села внимательно их рассматривали, выискивая своих обидчиков.
Почитай всё село сбежалось на церковную площадь. Махно поднялся на телегу, обратился громко, почти торжественно:
— Дорогие товарищи! Поздравляю вас с первой победой над ненавистной властью державной варты.
— Ура-а-а, — завопили молодые густые голоса. — Да здравствует Махно-о-о!
Нестор улыбаясь поднял руку, прося тишины. Кто-то из первых рядов крикнул:
— Нестор Иванович, будь нашим батькой.
Предложение было столь неожиданным, что Махно несколько замешкался. А толпа подхватила:
— Батько-о... Батько-о.
Переждав шум, Махно заговорил:
— Я анархист-коммунист, товарищи, а потому воля народа для меня закон. Спасибо за высокую честь, я постараюсь оправдать её.
Далее Нестор начал говорить, что дибривская победа это только начало социальной революции против власти гетмана и немецкой оккупации, что скоро поднимется вся Украина и сбросит с себя гнёт буржуазии и капитала и над землёй воссияет солнце свободы и счастья для всего трудового крестьянства. Закончил он призывом вступать в повстанческую армию, брать в руки оружие и бить врага до полной победы. На митинге дибривчане единодушно постановили: «Хлеб убран, и хлопцам в самый раз идти да батьки Махно, воевать злодиев гетманцев и немцев».
Хлопцев записалось более двухсот человек, но вот оружия набрали едва для половины.
— Будем в бою добывать, — сказал Каретников.
Вечером, когда усталый Махно добрался до горницы правления и стал убирать с канцелярского стола бумаги, чернильницы, готовя себе ложе для сна, туда явилась девушка.
— Нестор Иванович, я только что говорила с Гуляйполем.
— С кем?
Звонила знакомая телефонистка Зина. Она велела передать вам, что немцы собираются идти на Дибривку, готовят пушки.
— Не сказала, когда выступают?
— Сказала, что дня через два. Она обещала ещё позволить, когда они выступят.
— А ты что? На телефоне?
— Да, я местная телефонистка.
— Спасибо, милая, за сообщение. Всё, что узнаешь нового, докладывай мне сразу в любое время суток.
— Хорошо, — отвечала девушка.
Нестор, собравшийся уже укладываться на столе, заметил, что девушка мнётся, не спешит уходить.
— У тебя что-то ещё есть?
— Да. Но... Я не знаю как сказать... Оно личное, для вас.
— Личное? — насторожился Махно. — Что с мамой, с братом?
— Не, не, не, — замахала девушка руками. — Совсем другое, но тоже неприятное.
— Ладно, говори. Кстати, как тебя звать?
— Тина.
— Говори, Тина, не тяни.
— Ваша жена, Нестор Иванович, вышла замуж.
— Кто это тебе сказал?
— Зина же. Ей, жене вашей, сообщили, что вы убиты, и она вышла за какого-то коммунара.
— Но у неё ж мой ребёнок.
— Он умер, едва родившись.
— Ну что ж, — помолчав, заговорил Махно, — не станем винить её. Время такое, Тина, время. А она живой человек. Правильно сделала, не стала ждать покойника.
Нестор расстегнул ремень, снял вместе с портупеей и кобурой, положил под голову.
— Мне можно идти? — тихо спросила девушка.
— Да, Тина, ступай. Будем отдыхать. С утра дел невпроворот.