Девушка вышла бесшумно, даже дверью не скрипнула. Махно лёг на кобуру и мгновенно уснул. Показалось, что только закрыл глаза, как его тронули за плечо. В полумраке увидел у самого стола силуэт девушки.
— Тина? Что случилось? Сообщение?
— Нет. Я принесла вам подушку, Нестор Иванович. Нельзя же без неё. Вот.
Подушка оказалась огромной.
— У-ух, — обрадовался Махно и молвил игриво: — Тут на двоих места хватит, — и ухватил мягкую тёплую руку девушки. — Ну?!
— Я только разуюсь, — прошептала Тина и склонилась над ботинками, развязывая шнурки.
ТРЕТЬЯ ЧАСТЬ
СПАСЕНИЕ МОСКВЫ
Нам не страшна та Красная Армия, которая стоит
на фронте, нам страшна армия, стоящая в тылу.
1. И только...
Отряд Махно уходил ночью в степь берегом реки, провожаемый зловещим заревом пожарищ пылавшей Дибривки. Там хозяйничали оккупанты.
— Надо было всё же дать им бой, — ворчал Щусь.
— И положить весь отряд, — отвечал ему в тон Махно. — У них пушки, пулемёты. А у нас? Половина отряда с палками.
— Обидно, — не унимался Щусь. — Жгут ведь гады.
— Ничего, ничего, Феодосий, от этих пожаров тоже великая польза нашей революции.
— Смеёшься, батько?
— Не смеюсь, а точно тебе говорю, чем больше они будут зверствовать, тем выше будет волна крестьянского восстания, тем больше будет бойцов в нашем отряде. И только.
Начался почти безостановочный рейд Махно по уездам губернии. В каждой деревне Нестор устраивал митинги, вбивая в лохматые крестьянские головы простые и понятные им истины: «Всякая власть — враг народа! Поэтому подлежит ликвидации. Кто душит вас налогами? Власть! Кто насылает на вас карателей? Всё она же. Кто отнимает у вас хлеб, ваши копейки? Опять же она».
Словно снежный ком, катящийся с горы, разрастался махновский отряд. Уже более сотни тачанок колесило по дорогам гуляйпольщины, появляясь там, где их меньше всего ждали. Помещики, заслыша имя Махно, бежали из своих поместий куда глаза глядят. Застигнутые расстреливались без всякой пощады, со всем семейством.
Перед своей вольницей батько Махно тоже выступал с вполне понятными лозунгами: «Наш враг буржуи и капиталисты. Запомните! Если кто из вас обидит крестьянина или бедняка, собственной рукой расстреляю из этого маузера».
Маузер в руках батьки был очень убедительным аргументом, тем более что из него Нестор Иванович навскид пробивал подкинутую шапку или рукавицу.
За ним безуспешно гонялся вооружённый до зубов карательный полк, имевший в своём распоряжении не только пушки, пулемёты и кавалерию, но и броневики на резиновом ходу.
Не брезговал Махно и банками, деньги ему тоже годились. С самого начала он положил за правило: за фураж и продукты, за постой и уход за ранеными платить крестьянам. «Мы — не власть, — говорил Нестор, — чтобы обдирать мужиков. Если не возьмут денег, надо обязательно поблагодарить. И только».
Частенько посреди степи останавливали пассажирский поезд. Махно командовал Чубенке:
— Алёша, на кассу.
И тот мчался со своими помощниками к почтовому вагону, «снимать кассу». Самые ушлые хлопцы шли по вагонам, успокаивая пассажиров:
— Спокойно, граждане, нам нужны только офицеры и буржуи. Остальных не касаемо.
Офицеров выталкивали из вагонов и тут же расстреливали. У буржуев проводили экспроприацию:
— Делиться надо, граждане.
На перегоне между Чаплином и Синельниковом остановили поезд, в котором ехала делегация Белого Дона на переговоры с гетманом. Генерал, возглавлявший её, выразил протест:
— Мы дипломатическая миссия и имеем иммунитет.
— Ваши офицеры, отстреливаясь, ранили у меня двух бойцов, — сказал Махно и съязвил: — Оттого у вас теперь иммунитету нету. — И приказал: — В расход. И только.
Всю делегацию расстреляли, а Лепетченко принёс Нестору крохотный браунинг с выложенной перламутром рукояткой.
— Возьми, батька, генеральскую цацку.
Махно повертел в руке браунинг, сказал с восхищением:
— Делают же, гады, такую красоту. А? Тина, держи подарок.
— Спасибо, Нестор Иванович.
В каждом селе, где только была телефонная связь, Тина отправлялась на почту, садилась к телефону и, пользуясь тем, что была заочно знакома почти со всеми работниками связи губернии, выясняла обстановку.
Возвращалась Тина к штабной тачанке с обстоятельным докладом батьке. Выслушав её, Нестор хвалил: