Бармен расставлял по местам бутылки. Он обернулся.
— Пальчики оближешь, — сказал он и подмигнул. — Однако они не идут ни в какое сравнение с вяленой треской, фаршированной голубым перцем!
— Какой ужас! — воскликнул Мишель, помогая девушке сойти с высокого табурета. — Чтобы, это проглотить, надо иметь железобетонный пищевод!
— Ничего подобного, — парировал бармен. — Достаточно родиться на Розовой Луне и привыкнуть к этому блюду с пеленок!
— Нет, приятель, травитесь уж своей треской сами! А вы, Инесс, послушайтесь доброго совета: держитесь от этого типа подальше; его дыхание подожжет вашу прическу, а это было бы неоценимой утратой: вы можете представить себя лысой и безбровой?!
Мишель скорчил рожу развеселившемуся бармену, бросил на стойку банкноту и удалился вместе с девушкой.
2
Этим вечером Смарагд был виден из столовой. Появился он во время десерта, и по просьбе пассажиров погасили свет, чтобы было лучше видно.
Сначала было видно только светлое пятно, окруженное космической чернотой, затем вокруг голубых континентов заблестели яшмово-черные моря, а череда лун превратилась в жемчужное ожерелье. Из-за какого-то оптического явления на изображении лежал тонкий светящийся крест.
Наступила тишина. Прошло минут пять прежде чем восхищенные зрители шепотом начали обмениваться впечатлениями. Мишель украдкой взглянул на свою соседку за столом. Инесс с застывшей на лице счастливой улыбкой расширенными изумленными глазами глядела на экран на потолке.
Мишель осторожно взял свой бокал со стола, освещенного только сиянием планеты, и нечаянно задел хрустальной ножкой краешек тарелки. Чуть слышный звон вырвал девушку из нирваны. Она заморгала и вздохнула.
— Теперь и умирать не жалко, — сказала она.
Менее впечатлительные путешественники вернулись к беседе. Вслед за ними заговорили и остальные. На дальнем конце стола зазвенела разбитая тарелка и кто-то громко пожаловался, что ничего не видит. Снова загорелся свет.
— Давайте уйдем отсюда, — попросила девушка.
— Хорошо. Где бы вы хотели закончить вечер? — спросил Мишель, помогая девушке накинуть на плечи газовый шарф. — С момента прихода в порт на борту должны появиться новые развлечения. Сейчас я раздобуду программку…
Инесс в замешательстве умоляюще поглядела на него.
— О нет, прошу вас! Я хочу уснуть, глядя на это…
Она указала глазами на экран. И очарование Смарагда снова подействовало: как загипнотизированная, она замерла, очарованная величественным и действительно прекрасным зрелищем.
Мишель усмехнулся и взял ее за руку.
— Идемте, — сказал он. — Я, наверное, задушил бы вас, скажи вы что-нибудь другое.
Они вошли в лифт, идущий на жилые палубы.
— Знаете, — сказал Мишель, — в вас есть что-то таинственное…
Девушка заколебалась.
— Это что: завуалированный вопрос, зачем я еду на Смарагд, правда? Мне нечего скрывать. Меня манит сам Смарагд. Моя поэма получила первую премию на Благородном Турнире Хризолита. Приз — путешествие. Я и выбрала Смарагд.
Мишель удивленно уставился на нее.
— Выбор отличный, но мне сдается, что вы слишком скромны. Почему вы сразу не признались, что завоевали тот самый приз?
— Не понимаю.
— Я имею в виду приз, который называется "Золотая Лютня", — если вы хотите, чтобы я выражался определеннее.
— Откуда вы знаете? — прошептала девушка.
Мишель только засмеялся.
— Академия Благородных Турниров не предлагает путешествие с Хризолита на Смарагд первому попавшемуся. Да еще в первом классе. Это большое путешествие.
Инесс воскликнула, краснея:
— Ах! Вы невыносимы! Вы все угадали! Да еще смеете обвинять меня в таинственности! В таком случае, мосье Всезнайка, отвечайте честно: вы-то зачем едете ка Смарагд?
Мишель жалобно вздохнул.
— Боюсь, что вы будете разочарованы, мадемуазель Лауреатка Благородного Турнира.
Он наклонился к ней и прошептал на ухо:
— Я торгую машинами, самыми разнообразными машинами, только и всего…
Он выпрямился и продолжал нормальным голосом:
— Как видите, это прозаично, глупо и вульгарно. Мне придется выманивать у простодушных покупателей контракты, жонглируя цифрами и схемами. Совсем не поэтично. Вы меня очень презираете?
Девушка сладко улыбнулась и взяла его под руку.
— Вы мне вовсе не кажетесь неумным или вульгарным, — прошептала она. — Но, о боже, какой вы глупенький!
Лифт остановился на площадке первого класса. Длинный коридор был устлан великолепным ковром, над каждой каютой горела лампочка с номером.