Гвен Купер Одиссея Гомера
Лоренсу — навсегда
От Зевса приходит к нам каждый
Странник и нищий. Хоть я и немного даю, но с любовью.
Гомер. Одиссея
Предисловие
Когда в 2008 году французская газета Le Figaro запустила проект, посвященный «Одиссее» Гомера, выдающиеся прозаики со всего мира — Борис Акунин, Людмила Улицкая, Милан Кундера, Артуро Перес-Реверте, Дуглас Кеннеди — откликнулись и, оттолкнувшись от строк «Он же пошел каменистой тропинкою вверх от залива / Через лесистые горы, туда, как Афина сказала», написали свои «Одиссеи». В романе Гвен Купер такой строчки нет, зато ни один из предпосланных каждой главе эпиграфов не обошелся без цитаты из Гомера. Купер пошла по своему — самому короткому — пути к сердцам читателей: ей не нужно было ничего выдумывать, ведь история, которая случается раз в девять жизней, — это ее история, ее и Гомера. И если «Охота на Одиссея», созданная Акуниным, совсем скоро затерялась в сборнике его рассказов и повестей, то роман Купер имеет все шансы войти в историю литературы как самая трогательная эпопея всех времен!
Для неуклюжего котенка Гомера ножка стола и мисочка с водой — настоящие Сцилла и Харибда, ведь малыш слеп, хоть уже и вырос из того возраста, когда пушистые комочки лишь открывают глазки. Потерять жизнь или только зрение — так стоял вопрос в ветеринарной клинике, где его оперировали. Но держать беспомощного калеку (это потом он станет неустрашимым El Mocho) в этом учреждении бесконечно не было никакой возможности…
Гвен была последней в списке предполагаемых хозяев: две кошки, тысяча проблем и ни одной своей комнаты в доме, в котором живет. Но она приняла и полюбила абсолютно слепого кота абсолютно слепой любовью. Впрочем, Гомер неполноценным себя не чувствовал: ему понадобилось ровно 48 часов, чтобы освоиться, обжиться и наполнить свой новый дом, а заодно и сердце хозяйки, в котором это мохнатое перекати-поле задержалось навечно, радостью. Он не видел опасности, он не знал, что ходит по лезвию бритвы, — и это делало его безоглядно бесстрашным. Очень скоро, набросившись на грабителя, он вернет хозяйке долг номинальной стоимостью в жизнь. А еще «сторожевому» коту предстоит познакомиться со сторожевыми псами Куперов… Мелисса, подруга Гвен, которая пустила бедняжку под свой кров, занималась благотворительностью дозированно, и вот уже новые жильцы нуждаются в ее гостеприимстве. Переезд к родителям стал для Гвен ударом, для котов — стрессом: они привыкают к дому. Но только не Гомер, ведь его дом — ее сердце. Это Гвен чувствовала себя не в своей тарелке, вернувшись под родительскую опеку, Гомер же всюду находил свою миску.
Нью-Йорк — точка отсчета самостоятельной жизни Гвен. Теперь только она, Гомер, Вашти и Скарлетт — «кошки старшие». Ну и пара бойфрендов…
Гвен свила свое уютное «гнездышко» в нескольких кварталах от места катастрофы 11 сентября. Тогда никто, и Гвен в том числе, не мог предположить, что однажды башни-близнецы Всемирного торгового центра рухнут. Сама она в этот момент будет в безопасности, но кошки…
Какие фильмы вы вспоминаете с особой теплотой? «Бетховен», «Дорога домой: Невероятное путешествие», «Бэйб» — они идеальны для семейного просмотра. Так вот: «Одиссея Гомера» рекомендована для семейного прочтения.
Пролог
Кот, который жил
Муза, скажи мне о том многоопытном муже, который долго скитался…
Каждый раз, когда я возвращаюсь домой в конце дня, происходит одно и то же.
«Дзынь» работающего лифта — для чуткого уха первый несомненный признак моего скорого прихода, а к тому моменту, когда я вставляю ключ в дверной замок, я и сама уже слышу, как с другой стороны дверь подпирают мягкие лапки. Как-то я поймала себя на том, что открываю — любые! — двери со всей возможной осторожностью, чтобы случайно не опрокинуть прильнувшее к ним с обратной стороны пушистое живое существо. Не елозя долго по полу, лапки, оттолкнувшись от двери, сразу находят мою ногу и тут же начинают подъем к вершине, как будто я не я, а ствол дерева, на которое во что бы то ни стало должен вскарабкаться черный мурлычущий комочек.
Чтобы избежать царапин и оставить в целости чулки, приходится тут же присесть на корточки — коготки у нас острые, и если пустить их в ход, то запоминаются они надолго, так что зевать не приходится, — и уже в таком положении я нежно произношу: «И тебе привет, мишка Гомер!» (Дополнительное прозвище «мишка» пристало к нему в детстве само собой из-за его сходства окрасом и пушистостью с североамериканским гризли.) Для Гомера это сигнал забраться повыше, ко мне на колени, чтобы, положив лапки мне на плечи, потереться своим носом о мой с тихим урчанием, сквозь которое прорывается не то всхлип, не то взвизг — эдакое отрывистое «мяу», которое можно ошибочно принять за лай месячного щенка. «Ну-ну, приятель», — говорю я, почесывая у него за ушком, что приводит его в совершеннейший восторг: оставляя мой нос в покое, он тычется мордочкой в лоб, затем прижимается к щеке и снова лбом упирается в лоб.