Как будто всем и без того было мало, в кошачьи концерты под дверью, что на ночь глядя закатывала Скарлетт, решительно вступал и Гомер. Гомеру очень не нравилось то обстоятельство, что Лоренс вытеснил его с его «законного» места в спальне, и предъявлял на это место свои права. Но, в отличие от Скарлетт, которая устраивала песнопения именно на ночь глядя, Гомер принимался стенать в любое время суток — стоило мне удалиться в спальню, чтобы вздремнуть, почитать книжку в уединении или просто переодеться, как он тут же заводил свою песню. Уже с утра, едва открыв глаза, я тут же слышала за дверью «цок-цок-цок», и тут же доносился его вой.
Самое интересное было то, что я не просыпалась каждое утро в одно и то же время и не пользовалась будильником (такие люди, как я, помешанные на пунктуальности, обычно просыпаются без будильника тогда, когда им надо). Я могла проснуться в пять или в шесть тридцать, а в воскресенье в девять или даже позже, но я просыпалась не от того, что меня разбудил Гомер — он никогда меня не будил. Обычно я просыпалась, минуту-другую лежала с открытыми глазами — и тут же слышала шаги Гомера, который бежал ко мне по коридору, и я понятия не имею, откуда он знал, что я проснулась. Может, у меня менялся ритм дыхания? Но даже Гомер с его обостренным слухом вряд ли мог это услышать из прихожей, где он крепко спал на своей подстилке. Однако он всегда знал, что я проснулась, это был неоспоримый факт. Прошло всего лишь несколько дней, и моя привычка просыпаться на минутку, а потом дремать еще часок, навсегда ушла в прошлое. Одно дело — когда Гомер жалобно мяукал под дверью поздно вечером, пока Лоренс еще не спал, и совсем другое — когда кот будил Лоренса своим воем в пять часов утра. Поэтому я хватала подушку и свободное одеяло из шкафа и шла на диван, где Гомер вне себя от счастья получал возможность пообниматься со мной, а я дремала, пока не наступало время вставать и начинать свой день.
Когда Гомер только появился у меня, я некоторое время раздумывала, не назвать ли его Эдипом, коротко — Эдди. Поэт по имени Гомер был слеп, а трагический герой Эдип лишился зрения. Однако Мелисса заявила, что называть Эдипом котенка, у которого нет глаз, просто жестоко, и эта идея отпала.
Однако я получила на свою голову Эдипа наоборот — сначала он владел своей мамочкой безраздельно, и вдруг, откуда ни возьмись, появился какой-то папочка, который пытался мамочку у него отнять. Я уже начала терять надежду на то, что мне когда-нибудь удастся примирить их друг с другом.
Невероятно, но факт: именно Вашти, которая не проявляла агрессии, кроме тех случаев, когда приходилось защищаться, Вашти, которая никогда не выпускала когти и не повышала голоса, Вашти, которая ни разу не пыталась делать все по-своему и всегда всем уступала — именно Вашти спасла нас всех и решила все мои проблемы. И сделала она это так просто, что и представить себе невозможно.
Она бросила на Лоренса один-единственный взгляд и глубоко, безнадежно, бесповоротно влюбилась в него.
Вашти всегда отдавала предпочтение мужчинам перед женщинами (за исключением, конечно же, меня). Она любила, когда ее гладят, ласкают и говорят, какая она красавица, но особенно она любила, когда все это исходило от мужчины. Однако до сих пор все мужчины, которые появлялись в нашей жизни, были полностью поглощены Гомером, а Вашти была не из тех, кто станет навязываться.
И вот появился мужчина, который, как заключила проницательная Вашти, совершенно не интересовался Гомером. Верно было и то, что он не интересовался кошками вообще, и все же эта ситуация допускала варианты.
Вашти не стала сразу приставать к Лоренсу. Но, улучив момент, когда других кошек не было рядом — а теперь, когда мы жили в таком большом доме, эти моменты чудесным образом стали возникать, — она прыгала ко мне на руки и очень мягко, ненавязчиво заставляла себя ласкать. Она не пыталась вынудить Лоренса делать это, но, пока я ее гладила, она смотрела на него глазами, полными нескрываемого обожания. Это было то самое выражение, которое все мужчины, вероятно, мечтают хоть раз в жизни увидеть в глазах какой-нибудь прекрасной женщины. Глаза Вашти, казалось, говорили: «Неужели ты не видишь, насколько я лучше, чем те двое? Я таааааак тебя люблю, как они не полюбят никогда». Лоренс был заинтригован. Иногда я замечала, что он смотрит на нее почти так же, как она на него.