Всемирный торговый центр был в огне.
В голубом утреннем небе башни отчетливо вырисовывались, возвышаясь над всеми домами. Они пылали. Из-за прозрачного воздуха казалось, будто они от меня едва ли не в пяти футах, а не в пяти кварталах, как это было на самом деле. Клубы черного дыма поднимались вверх, а осыпавшиеся стекла и какие-то обломки планировали вниз так изящно, словно это были осенние листья. И вдруг я увидела то, чего не могло быть. Но это было: с верхних этажей падал пылающий человек. Падал он вовсе не по изящной спирали, как стекло и обломки — он падал плашмя.
Мой желудок сжался в рвотном позыве, и меня стошнило. Хорошо хоть, рвать нечем, промелькнула мысль. Но и все вокруг, видевшие то же, что и я, кто — отвернулся, а кто-то схватился за руку или уткнулся лицом в плечо стоящего рядом. По тому, как безучастно вели себя люди, было понятно, что они даже не знакомы.
Мне не к кому было прильнуть, и я не хотела, чтобы кто-то прильнул ко мне — любое человеческое прикосновение было бы неопровержимым свидетельством реальности происходящего: так иногда мы просим ущипнуть себя, чтобы убедиться, что видимое нами вовсе не сон. На негнущихся ногах, стараясь держаться прямо, словно вытесанная из дерева, я прошла последний квартал.
Лампочка сообщения уже мигала на моем телефоне, а сам телефон непрерывно звонил. Мои коллеги тихо переговаривались, по двое, по трое прильнув к окнам, выходившим на Всемирный торговый центр.
— …туда влетел самолет. Маленький самолет… Но почему пилот не увидел?.. растерялся… несчастный случай… ужасный несчастный случай…
Со своего места, даже не вставая, я видела Всемирный торговый центр в окно. Черный дым до сих пор фонтанировал в небо. Среди клубов дыма кружили вертолеты. До сих пор они представлялись мне неким параноидальным символом всемогущества государства, неуклонно и неумолимо зависая над головой во всевозможных фильмах о коварных федеральных заговорах и тайных обществах. Теперь мне казалось, что я никогда не видела ничего более беспомощного, чем эти вертолеты, похожие на маленьких птенцов, которых не пускали в гнездо. «Они не могут приземлиться, — мелькнула у меня мысль. — Как же они снимут оттуда людей?»
Первым делом я позвонила маме. Я чувствовала всю нелепость необходимости объявлять кому-нибудь, что со мной все в порядке, уже потому, что если я звонила, то, очевидно, со мной все о’кей. Со мной ничего не случилось, случилось с другими, с теми, кто сейчас во Всемирном торговом центре. А со мной — ничего. Услышав мамин голос на другом конце провода, я почувствовала себя так, словно была в ее объятиях.
— Только не смотри туда, — сказала она, и я послушно, как в детстве, тут же задернула штору на своем окне.
Второй звонок я сделала Тони, который в Майами неотрывно следил за новостями по телевизору.
— Говорят, это все террористы… — сказал Тони.
— Сейчас не лучшее время для шуток, — оборвала его я, и вовсе не для того чтобы просто возразить — я сказала то, что и впрямь думала. Террористы! Это же просто абсурд! Такую версию могли проталкивать на телевидение те же люди, которые верили, будто правительство скрывало маленьких зеленых человечков где-то в пустынях Нью-Мексико.
— Какие там террористы! — так и сказала я ему. — Это просто несчастный случай.
— Гвен, послушай, в башни-близнецы влетели два огромных пассажирских самолета. Случайно такие вещи не происходят! — воскликнул Тони. — Прямо сейчас я смотрю телевизор. Идет трансляция с места событий.
Система громкой связи в нашем здании, которая оповещала нас об учениях по сигналу пожарной тревоги или, что гораздо чаще, о поломке лифта, вдруг ожила и захрипела. С трудом, но я узнала голос — человек говорил с ярко выраженным ямайским акцентом, только на этот раз в его голосе не было звонкого задора, с которым обычно он встречал всех с утра: «Здравствуйте! Доброе утро, мисс!» Теперь этот голос звучал как-то глухо и казался чужим. Здание подлежит эвакуации, возвестил голос, и в этот день работать больше не будет. Нам предлагалось спокойно и без паники направиться к пожарным выходам и аварийным лестницам и незамедлительно покинуть здание.
— Мне надо идти, — едва успела я сказать в трубку. — Я тебе позже перезвоню, хорошо? — Я подумала, что было бы странно придерживаться всех формальностей для окончания разговора с другом, когда нам только что объявили по громкой связи, едва ли не прямым текстом, что нужно думать не о работе, а просто спасать свою жизнь.
У моего стола остановилась Шэрон. Она была старше меня и возглавляла направление в том же отделе, где работала и я. Нам не раз доводилось корпеть над совместными проектами, и при встрече мы обменивались парой дружеских фраз, но за пределами офиса даже не встречались.